Хуайсан действительно вернулся поздно: за плечами осталась операция по спасению заблудшей девушки, которая была не совсем девушкой, из пионового дома, который, после всего произошедшего, мог со всей основательностью именоваться бродячим цирком, словом, свершений за день было немало, и после тяжелого дня всякий утомленный герой рассчитывал на сон, восстанавливающий потраченные на бесчинства и ерундистику силы.

Но боги рассудили иначе, и на пути сна Хуайсана стояло препятствие. Вернее, лежало, замотавшись в одеяло, и спало.

- Цзян-сюн? - позвал Хуайсан негромко, встав на колени рядом с ложем. - Ты спишь?

Ах, что за глупый, все-таки, вопрос, ведь утвердительного ответа на него быть вовсе не может. Однако все мы его задаем, повинуясь воле рока. Цзян Чэн дышал ровно, глаза его были закрыты, а сердитая складка между бровями разгладилась, поцелованная снами. Он, кажется, перенес сюда свою постель?.. Любопытно, отчего, если вспомнить, что еще днем он указал Хуайсану идти своей дорогой? Впрочем, обида почти забылась, и сейчас открылось место для совсем других чувств.

- "Кто спал на моем ложе?", спросил один медведь, - прошептал он, вспоминая слова сказки, которую давным-давно рассказывал ему брат, - а другой медведь спросил: "Кто ел рис из моей чашки и брал мои палочки?"

Он оглянулся, как вор, и легко коснулся щеки Цзян Чэна самым кончиком пальца, осторожно убирая прядь, перечеркнувшую щеку наискосок.

- Спи сладко, А-Чэн. Все наладится, все будет хорошо.

На долю мгновения показалось, что все-таки проснется: дрогнули веки, Хуайсан отдернул руку, но нет, все так же мирно спал, только улыбка расцвела - не самый частый гость на лице Цзян Чэна, но иные цветы выживают и под снегом. Например, дикие хризантемы.

- Что же тебе снится? - спросил Хуайсан все тем же заговорщическим, тихим шепотом. - Хотел бы и я видеть, что заставляет тебя быть таким счастливым, А-Чэн.

Он вздохнул и повторил еще раз, будто бы стремясь запасти этого слова впрок:

- А-Чэн...

Ничего, все та же счастливая, ленивая улыбка, вдохи и выдохи, сменяющиеся медлительно.

- Надеюсь, утром ты не будешь кричать, когда обнаружишь, что мы спали рядом, но ложиться на пол я не собираюсь, - сказал Хуайсан, будто бы защищаясь, поднялся с колен и развязал пояс ханьфу, оставляя верхние одежды на ширме и оставшись в одном нижнем. - Спи, спи, мой дорогой, сладких снов.

Он погасил светильники и осторожно пробрался на ложе мимо Цзян Чэна, чтобы не задеть. Но оно было слишком узким, чтобы совсем не касаться друг друга.

Хуайсан замер, боясь шелохнуться. Цзян Чэн обнимал его, это было не сонное беспорядочное движение с закидыванием руки на что-то, что в равной степени могло быть человеком или подушкой, это было полнокровное, весомое сжатие. Ох, только бы он сейчас не проснулся! Ведь если он обнаружит себя в таком положении, наверное, еще страшнее обидится и обвинит меня. А этого бы совсем не хотелось.

Он осторожно пошевелился, принимая чуть более удобную позу. Ладонь Цзян Чэна, горячая и сухая, скользнула по груди, пальцы чуть зацепили край ночной одежды и коснулись кожи. Хуайсан вздрогнул и напрягся, выдыхая. Что же за пытка, как мне уснуть?

Это было, видят все благие боги, непросто.

- Цзян-сюн, - вздохнул Хуайсан, осторожно, двумя пальцами, приподнимая ладонь Цзн Чэна и перекладывая ее на более безопасное, с точки зрения девственной морали ордена у Су Лань, место, поверх одеяла. И вздохнул еще раз. Ну вот, двух мгновений не прошло. - Я тут сплю. Это моя комната. И ты в нее тоже пришел поспать. Наверное, тут как-то особенно хорошо получается этим заниматься. Возможно, виновато расположение - окнами она выходит на запад, и ветры дуют самые благоприятные. Все хорошо, тебе, видно, что-то приснилось. Не расскажешь ли свой сон?

Забавно поворачивается судьба - еще совсем недавно Хуайсану пришло бы в голову только светлячков на беднягу напустить, и ни шага ближе не позволил бы себе, а теперь вот они лежат, близки, как никогда, но между ними незримый меч.

В ответ на такое безыскусное и искреннее извинение только негодяй остался бы при своей обиде. Да она и растворилась до того, как утренний туман над озером с первыми лучами солнца, со всей этой историей с ночевкой в постели и сонными объятиями. Невозможно было долго злиться на Цзян Чэна. Даже странно, как это получалось каждый раз - характер у наследника ордена Цзян был не шелковой вуалью, но вспышки и гром утихали, и утихала и обида.

- Я знаю, - ответил так же тихо и ладонь Цзян Чэна накрыл своей ладонью, - знаю, не объясняй. Никто не виноват. Такие пути у человека, что обязательно приходится через поваленные деревья обид перелезать. Я тоже... тоже вспылил. Не надо было говорить этого про твою любимую деву. Ты, верно, беспокойно спал просто, так бывает, когда ложишься с обидой. Не волнуйся. Все будет хорошо, вы обязательно помиритесь.

Он без всякого разумения коснулся ладонью груди, на которой недавно еще покоилась рука Цзян Чэна:

- Мы были в городе. В, мм, хорошо тебе памятном пионовом доме. Наверное, неплохо, что ты с нами не пошел, ведь твоему лбу угрожала чудовищная опасность быть пробитым твоей же ладонью насквозь. У нас был удивительный план... Но что-то пошло не так.

Что можно ответить ветру, когда он налетает на тебя, вырывает из рук зонтик и осыпает лепестками сливы? Что можно сказать Цзян Чэну, когда минуту назад он еще дулся, а теперь обнимает? В обоих случаях надлежит лишь наслаждаться коротким моментом, не сожалея о невозвратном и не думая о том, что будет после.

- Ты ведь знаешь, что и Вэй-сюн на твоей стороне, - сказал Хуайсан, пытаясь нащупать какую-нибудь менее волнительную для него тему, - и вы совсем скоро помиритесь. Он не обижался на тебя уже тогда, когда мы все вместе шли в весенний дом. И нет, дорогой друг, такого рода несуразиц, конечно же, не случилось. Специально для того, чтобы более не запутываться и перейти к полной определенности в вопросе того, кто перед ним, Вэй-сюн сам переоделся в женское платье. Конечно же, после этого все, кто к нему приходил, были мужчинами!

Хуайсан засмеялся, глядя на лицо Цзян Чэна:

- Я тебе все объясню. Это была часть хитроумнейшего плана!

- Цзян-сюн, я не грушевое дерево, сколько меня не тряси, больше плодов познания не упадет, - заметил Хуайсан осторожно, поскольку неосторожные замечания могли разжечь огонь лишь жарче, - пожалуйста, не волнуйся так сильно! Честь клана Цзян лишь многократно увеличилась, так как все это было сделано для того, чтобы спасти деву - преимущественно, по крайней мере, деву - от лиходейства и истязаний. Так как выкупить ее было затруднительно, - Хуайсан сделал такое предположение, ведь этого плана Вэй Ин даже не предлагал, - пришлось идти на похищение, как в авантюрных романах. Вэй-сюн обменялся с девой Син одеждами, чтобы дать ей возможность покинуть дом пионов.

- Удобно ли тебе, Цзян-сюн? - спросил Хуайсан, присаживаясь на занятом гостем ложе. - Может быть, отодвинуть футон от стены? Ты не будешь упираться в нее? Что же до девы Син, не волнуйся - она нынче в полной безопасности, верно, направляется в сторону Пристани Лотосов. Вэй-сюн обещал, что снабдит ее рекомендациями и деньгами на дорогу.

Он похлопал Цязн Чэна по ноге, которая очень возмущенно покоилась на одеяле. Не менее возмущенно, чем весь остальной Цзян Чэн. В минуты гнева он до крайности напоминал неясыть, которая, встретив соперника, превосходящего размерами, яростно выпучивала глаза и топорщила перья. И как же это было славно, как трогательно, и до чего ему шло... Хотя сказать об этом, конечно, было нельзя.

- Но Вэй-сюн не остался в весеннем доме! Он оттуда ускользнул, правда, кажется, с некоторыми приключениями, о которых нам ничего не рассказал. Но когда он явился в назначенное время, наряд его был в крови. Женский наряд. И даже на щеке, на которой остались белила и румяна, была кровь... Не знаю, о чем это говорит. Он слишком быстро ушел от нас всех. Надеюсь, он остается в добрейшем здравии. Ох, ну что же за напасть с мечом...

Хуайсан собрался было добавить что-то, но только покачал головой:

- Если мы снова заговорим о нем, только Нефритовая дева спасет нас от ссоры. Так что давай лучше поговорим о чем-нибудь другом? Или ляжем спать, я, признаюсь, изрядно устал от всех этих приключений.

Да что это такое, в самом деле? Хуайсан с уважением относился к тому, каким уязвленным чувствовал себя Цзян-сюн, пусть сам он находил в произошедшем только повод для смеха, но манера Цзян Чэна трясти его, как орех, начинала досаждать.

- Уважаемый молодой господин Цзян, ты переходишь всякие границы, - отчетливо и ледяным голосом произнес он, упираясь ладонью в грудь Цзян Чэна, - подумай, пожалуйста, сам, несу ли я, посторонний, ответ за поступки твоего названного брата и твоего собственного подчиненного. Кто виноват, что ты, на этих землях самый старший из клана Цзян, позволил ему зайти так далеко? Я? Нет, думаю, ответ не верный. Не вини других за свои ошибки. А если считаешь, что твоих ошибок нет, значит, и никто другой не виноват. Прошу тебя, успокойся и ложись. Я устал и у меня сильно болит голова. Где Вэй-сюн, я не знаю, так как он не доложил нам о том, куда собрался идти. Предполагаю, что он вернулся в Гу Су. Если хочешь его искать, ищи. Но лучше это делать с утра. А пока, молю тебя милостью Гуаньинь, ложись и спи!

Ох, да что же такое! Стоило один раз не прикусить язык, и так сильно задеть того, кто...

- Прости меня тоже, Цзян-сюн, я говорил поспешно и глупо, - вздохнул Хуайсан и сел на ложе, поймав рукав Цзян Чэна и побуждая сесть рядом, - прошу тебя, останься. Переночуй здесь, если тебе так спокойнее. Я был не прав, говоря эти слова. Конечно, ты как мог отговаривал Вэй-сюна от опрометчивого поступка. Но мудрый учит своим умом, удерживая, а мудрейший дает совершить ошибки и получить свой опыт... Возможно, никто никогда ничего и не узнает об этой выходке. В конце концов, по имени Вэй-сюн никому не назывался в весеннем доме, был переодет. Если мы не будем громко шуметь, возмущаясь, не зашумит никто, и выходка его канет во тьму беспамятства. А вот опыт останется и, думаю, Вэй-сюн сам отлично понял, что ввязываться в сомнительные истории опасно. Лицо его было куда как огорченным, когда он провожал деву Син, и вовсе не от тяжести разлуки. Не кори себя. Ложись, сон приносит утешение.

И поднялся, снимая верхнее ханьфу. Он затушил несколько светильников - в полной темноте Хуайсан никогда не спал так далеко от дома.

- Места нам вполне хватит. Все будет хорошо, Цзян-сюн, уверяю тебя, не теряй только присутствия духа.