Если бы молодой господин Мэн больше знал о том, кого привык мысленно называть отцом, он пошел бы в те весенние дни куда угодно, но не в Башню золотого цилиня. Цзинь Гуаншань обладал многочисленными и разнообразными недостатками, но обычно и непомерное тщеславие, и болезненную гордость, и воспитанные уже в более зрелом возрасте жестокость и бесчеловечность скрашивало хорошее воспитание и приятная, временами даже претендующая на приторную манера общения. Проблема была в том, что "обычно" не означало "всегда". С академическими и сердечными интересами главы ордена Цзинь нельзя было в какой-то момент не увлечься темным заклинательством. С его тогда еще не знавшей умеренности самонадеянностью нельзя было не допустить в этом увлечении ошибки, едва не стоившей Гуаншаню жизни. Жизнь спасти удалось, но за ошибку приходилось расплачиваться - и когда сознание главы ордена Цзинь оказывалось под власть того, что про себя он привык называть Тенью, общение с ним становилось невыносимым и опасным - иногда и для него самого, ведь известно, что играя в большую политику нужно сохранять холодный и чистый разум всегда. Мэн Яо пришел невовремя, но представился настолько правильно, что о его прибытии доложили, и аудиенция была дана.
Слуги, не ставшие адептами, в золотом шелке, но без сверкающих белизной пионов на груди, вдвоем вели Мэн Яо по длинным коридорам и галереям. В Башне было до странного тихо, люди в золотом шагали почти бесшумно, на одно мгновение откуда-то издали донесся женских смех и мелодичный перезвон струн, но тут же все снова смолкло, как будто невидимого нарушителя тишины кто-то одернул.
Цзинь Гуаншань ждал посыльного из Цинхэ, лично от главы ордена Не, в гостиной при библиотеке. Здесь не переписывали свитки, не было ни стола, ни наборов для каллиграфии, только несколько низких столиков с подушками вокруг. В этой комнате читали (а чаще просто рассматривали картинки), пили чай, декламировали стихи и слушали музыкантов. Сейчас глава Цзинь был там один, помещение едва освещала тоненькая высокая свечка, стоящая перед ним и выхватывающая из полумрака лицо с кажущимися заострившимися чертами. Одежда Гуаншаня в таком освещении смотрелось черной, хотя едва ли и в самом деле такой была.
Он смерил Мэн Яо, стоящего как под конвоем между двух слуг, криво усмехнулся, жестом отпустил обоих. - Так, значит, лично от Не Минцзюэ? Какое удивительное совпадение. Неужели глава Не не оставил тебе выбора? Я бы на твоем месте не спешил показываться в Ланьлине, Мэн Яо.