Первый день, после той, такой важной ночи, Сун Ланю хотелось летать... или петь. Ни того, ни другого он толком не умел, если только речь не шла о полетах на мечах или пении сутр. Поэтому он просто ходил и улыбался. Син Чэню, мальчишкам-послушникам, монахам, настоятелю... кажется, даже старому коту, с порванным ухом, который жил при кухне, сколько Сун Лань себя помнил, и никогда не давал себя погладить, и и воронам, что топали по свежеперекрытой им крыше. Все было правильным и прекрасным... кроме настроения Сяо Син Чэня. Тот наоборот, будто замкнулся в себе. Больше молчал, бродил один или возился с детьми.
Когда эйфория немного отпустила, пришла тоска. Такая же острая как чувство счастья и полета до этого - это он все испортил. Не смог сдержать порыва тела, и оскорбил своего... кого? лучше друга? любовника? возлюбленного... мысли путались и мешались в звонкой голове. Сун Лань помнил, что произошло с Син Чэнем в лагере Вэней, помнил и про его отношения с Сюэ Яном и все думал, думал, думал... копал грядки, чинил изгороди, подстригал и окучивал яблони, чистил печи и перебирал пыльные свитки в архиве. Работал с самого рассвета до поздней ночи, чтобы не беспокоить Син Чэня собой. Ведь, видно было, что тот его сторониться. А совсем уже во тьме, буквально падал без сил на постель в их комнате, позволяя себе только уткнуться носом в плечо Син Чэня, и мгновенно отрубаясь.
Но порядка в мыслях не прибавлялось. На третий день он пошел к настоятелю и все ему рассказал. Настоятель, нахмурившись, отправил его в дальнюю часть монастыря, небольшой, полуразрушенный холодный павильон, который стоял на берегу реки. Это было место покаяния и наказания. Ему выдали длинную кисть и туш - он должен был 5 раз по 12 написать на полу главные правила  монахов их монастыря: "Не желай богатства, почета и плотских радостей. Не убивай, не кради, не прелюбодействуй и не празднословь". Ему было велено писать и думать. И если он не поймет и не одумается... эти же слова, поверх туши, он должен будет вырезать по дереву коротким ножом. И Сун Лань писал эти привычные с детства "не...", когда путался и не находил ответа, прикидывал, как еще неделю будет все это вырезать. Потому что почет и богатство ему были не нужны, говорил он мало и чаще по делу, красть не умел и презирал воров, а вот убивать он был готов. За Син Чэня. За свою любовь. И еще... он все так же желал к тому прикасаться, делить с ним не только дни, но и ночи.
С каллиграфией он справился за день. Потом вернулся к грядкам. Но сам поговорить с Син Чэнем так и не решался. Поэтому очень обрадовался, когда тот позвал его пойти в горы. Очень хотелось верить, что там он сможет найти нужные слова.

Сун Лань так же молча, как и его друг шел к вершине, дал взять себя за руку, спокойно ждал того, что хотел сказать ему Сяо Син Чэнь. Он ожидал отповеди, отвращения, отказа... но не внезапных клятв и извинений, которые звучали как оправдания.
- Син Чэнь... я не требую от тебя никаких обещаний, тебе не за что просить у меня прощения. Все, что я говорил тебе неизменно, но я не понимаю тебя. Прости. Словно... ты здесь и не здесь. Знаешь, мне порой кажется, что ты хочешь, чтобы я принял какое-то важное решение за тебя. Будто ты сам не можешь до конца определиться. Будто ты передаешь себя мне, чтобы не думать о том, что делать дальше. Я почти закончил с работами, через пару дней дороги просохнут окончательно, и можно будет уходить. Я решил, что не могу остаться здесь, в Байсюэ. Я не смогу быть их настоящим монахом, по крайней мере, пока. Возможно, пройдет какое-то время, и я вернусь сюда не только за тем, чтобы чинить им крыши, но и чтобы остаться. Но не сейчас. А пока мы пойдем дальше. Вдвоем. Может, к морю, может, куда-то еще. Куда захотим. Я хочу идти с тобой одним путем, Син Чэнь... я свой выбор сделал.

Сун Лань вздохнул. Он чувствовал, что Син Чэнь не говорит о чем-то, что происходит с ним, но дальше настаивать не стал. Что ж, он верит Син Чэню. А все остальное покажет время.
- Давай возвращаться в монастырь? Холодает.
Он взял Син Чэня за руку и потянул за собой, потом не удержался, притянул к себе и крепко обнял, согревая и согреваясь.
- Люблю тебя и никому не отдам. Мы пойдем к морю, и я научу тебя плавать. И все будет хорошо.

Так стоять, обнявшись, было тепло и правильно.
- Хорошо, давай дождемся звезд, если ты хочешь. Мы так давно просто не гуляли вместе. Знаешь, я понял, что очень жду того дня, когда мы снова просто отправимся в дорогу. Будем помогать по пути простым людям. Ночевать у костра или простых постоялых дворах у дороги. Говорят, на юге выловленную из моря рыбу прямо на берегу жарят на углях, попробуем обязательно, хорошо?
Ему хотелось, чтобы они всегда были вдвоем так. Он говорил еще какую-то ерунду о том, что слышал от торговцев о жизни на юге. Про том, что надо взять с собой травы и порошок от болотной лихорадки, что там, на юге, в дельте великой реки водятся злые речные черти и огромны черепахи, а, может, они даже увидят морского дракона...
Да, он падал от усталости после тяжелого, полного работы дня, но идти спать и правда пока не хотелось.

Сун Лань улыбнулся в поцелуй, а потом сам с жаром ответил, еще теснее притягивая к себе.
- Если я захочу спросить, я спрошу. Пока ничего серьезного, ну, вот, например, поможешь мне завтра прочищать канавы на рисовом поле, если твоя рука достаточно зажила... - вспомнив о руке Син Чэня, Сун Лань, запнувшись, замолчал. Он врал сейчас, что мог бы спросить о чем угодно. Просто не на все вопросы он был готов получить ответы. И искалеченная рука, вернее, причина, по которой она стала такой, была как раз одной из тем, на которую он не решался заговорить. Нет, не сейчас, не время, одернул он сам себя. Чтобы прогнать из головы всякие глупости, он снова потянулся за поцелуем.

Сун Лань замер рядом, говорить ни о чем больше не хотелось. Звезды ранней весной были высокими и какими-то особенно далёкими в ясном, морозном ещё небе. Холодало, он зябко повел плечами и теснее прижал Сяо Син Чэня к себе, взял его руки в свои, чтобы согреть. В голове было так же звонко и пусто, как и в ночном небе.
  - Пойдём спать? Я обещал зайти к настоятель до завтрака. Поэтому встать нужно ещё до рассвета. Прости меня, я... Мне кажется, что я будто бросаю тебя здесь, утонув в делах. Но я просто хочу успеть сделать для них как можно больше, пока мы не уйдём. Чтобы быть уверенным в том, что у них все в порядке.