С триумфальным исчезновением женщины, что кидала их из реальности в сон, вопросов стало ещё больше… но вместе с тем исчезло ощущение, что они сами себе не принадлежат. И что в любой момент может раствориться и этот мир, а их выкинет куда-либо ещё. И сразу стало как-то спокойнее: все-таки мир духов, в котором Дэшен пусть и начал более-менее ориентироваться, но знал, что ему никогда не сравниться с теми, кто вырос частью заклинательского клана. А потому не сильно-то и переживал по этому поводу, наивно полагая, что ну уж с ним-то никогда ничего подобного не случится. Рассказывать сказки приятно, но в сказках никогда не говорили, что быть их героем не так-то просто. Сейчас адепт ордена Юнмэн Цзян выяснил это сам.

Мама… Понадобилось несколько ударов сердца, чтобы всё-таки сложить головоломку. С третьего раза, наконец, получилось. Дэшен и до того догадывался, что адепт Не Чан – это не совсем тот человек, которого ему представили. Много маленьких фактов, указывающих на обратное: отношения между ним и господами из его собственного клана, нет-нет да заметные глазу привилегии в Пристани Лотоса, обучение, опять же… Дэшен наблюдал за распорядком дня гостя, но ничего похожего на тренировки в его расписании он не увидел. А значит… У Не Чжан И два сына от разных жен. Всё сходится. И в тот момент, когда Юэ Дэшен собрал у себя это в голове, он… поступил как обычно. Спрятал эту голову в подушки, не желая размышлять прямо сейчас. Увы, храбрости подобного рода, боги ему не дали.

- Мы уже выбрались, - произнес он, силясь улыбнуться. Получалось не очень хорошо, но лучше удавалось видеть, что возвращение домой сейчас волнует Не Чана – его зовут по-другому! – не очень-то сильно. Да и несколько часов уже вряд ли сыграют огромную роль, ведь так? – Не Чан…

Нет, говорить было ещё сложнее, чем улыбаться. Поэтому Дэшен просто сделал шаг навстречу и развернул к себе поникшего мальчишку, который, казалось, стоял на ногах лишь благодаря упрямству. Или невидимым ниточкам, как у куклы на ярмарке, которые резко обрезала чужая рука. Вот-вот упадет. А потому Дэшен просто притянул его к себе и обнял, зная, что больше ничем он помочь не сможет. Вероятно, и это не особо спасет – у Не Чана явно были люди намного ближе, чем он. Но сейчас это было единственное, что он вообще мог сделать. Стоять на полянке и держать в руках, надеясь, что с каждым выдохом им обоим станет чуть полегче. Ему, кажется, становилось.

- Мы отправимся, когда придем в себя, - пробормотал он в макушку мальчишки. – Ты можешь ничего не говорить, если не хочешь.

Почему-то всегда любая попытка спланировать свою жизнь наперед терпит сокрушительный крах. И дело вовсе не в таких простых вещах как, проснувшись, решить заварить себе чая – нет, с этим у Юэ Дэшена проблем не было. Как и с чаем. С чем-то иным. Десять лет назад, когда он шел, не особо разбирая дорогу, он думал, что будет идти бесконечно долго. Пока ноги не откажут ему. А пришел в Пристань Лотоса, где обрел новый дом. Несколько недель назад он разговаривал с Вэй Ином, где совершенно серьезно объяснял ему собственную судьбу остаться в одиночестве. Смирился, принял и успокоился – ведь в полном одиночестве он не останется. А друзья – это ведь очень много, и надо быть благодарным. Несколько ударов сердца назад он… не хотел слышать правду. Потому что это значило для него необходимость что-то с этой правдой делать. Не отворачиваться от неё, закрываясь рукой, будто от настойчивого солнечного луча, а смотреть в глаза. Или, если уж быть откровенным, сжимать в руках. И что-то делать.

- Я догадался, - тихо произнес он в ответ, когда Не Чан закончил свою сбивчивую речь о правде, которая нужна. Что не мешало этой самой правде быть очень болезненной. Правда засела в груди, там, где под кожей ощущается стук сердца. С каждым новым ударом правда разносилась по всему телу. Сначала ярко, болезненно, до покалывания в кончиках пальцев. Затем уже просто ноюще, но никак не проходила. Правда оказалась вином, в которое кто-то накрошил битого стекла, а он, дурак, не заметил и выпил залпом. – Я давно догадался, - и это была ответная правда. От которой он прятался за непониманием. – Довольно сложно желать отомстить тому, кого не менее сильно желаешь защитить, Не Чан, - произнес он с легкой грустноватой улыбкой. – Месть – это прошлое, я ведь, наверное, даже смирился, что никогда не смогу её совершить. А то, что есть сейчас… это всё-таки настоящее. Ведь настоящее же?

Не Чан, которого он держал в руках, еле стоял, но держать было надо. Необходимо посильнее, чем дышать и мыслить. Не Чан настоящий, это настоящее, всё вокруг настоящее. Сон тянулся слишком много лет.

- Не защитить, - вдруг произнес он снова. Следующая порция ответной правды, но как, оказывается, сложно признаваться в собственных ужасных мыслях и желаниях? Не Чан совершенно не виноват в том, что сделал его безумный отец. А вот Юэ Дэшену не на кого свалить вину в собственных чувствах и желаниях. – Не защитить. Оскорбить. Сделать так, что ты отшатнешься, возненавидишь и больше никогда со мной не заговоришь. Так что я желаю тебе зла, Не Хуайсан, - закончил он, когда ладонь поднялась выше и заставила мальчишку всё-таки приподнять голову от его плеча. Это ведь оскорбление… когда его губы всё-таки коснулись губ Не Хуайсана. Это ужасный проступок, за это не снискать уважения, это не будет правильным.

Разорвать прикосновение губ было невозможно.

Дэшен прекрасно осознавал, на что он решился, когда сделал то, что сделал. На испуганный взгляд отшатнувшегося человека, на ладони, упирающиеся ему в грудь, на брезгливо изогнутые губы, на… да на что угодно, он мог придумать целый ворох реакций, и каждая из них была бы нормальной. Вот только не руки, сомкнутые в замок на его шее, игривый тон и новый поцелуй, от которого сейчас в голове стало очень пусто. И будто посередине ночи вспыхнуло солнце.

Поцелуй, в который он не поверил, всё продолжался. Мягкие, нежные губы, раскрывающиеся в ответ, ласковые прикосновения языка как уголек, упавший на ворох высушенной соломы, стройное до тонкости тело – Не Чан не очень-то отличался от него самого по комплекции – и снова поцелуй. В тот момент, когда Дэшен понял, что ещё немного, и остановиться будет уже невозможно, всё прекратилось. То ли Не Чан понял, что на первый раз достаточно, то ли звезды блеснули в правильном виде, но в легкие хлынул воздух, а ноги из совсем ватных стали чуть устойчивее.

Дешен продолжал держать в руках чужого… нет, уже столько времени не чужого, своего, бесконечно своего человека, за которого не жалко ни умереть, ни отдать самое ценное, ни поделиться последним. И, наконец, осознавал, что значит быть счастливым. Когда понимают, принимают, не отталкивают и идут навстречу.

- Я думал, что так не бывает, - тихо пробормотал он, борясь с желанием снова приникнуть к губам Хуайсана как к источнику бессмертия. Правильно говорят, тому, кто любит и любим, не страшны годы. А Дэшен любил так, что порой ему было больно. – Не-сюн, я…

Лошадь, как всегда вовремя, решила снова подать голос. Заливистое ржание – услышала запах волка? Или птица какая ночная?.. Но именно она напомнила, что они, кажется, спешат. Друзья в беде на землях клана Вэнь, они сами неизвестно сколько блуждали по прошлому Дэшена и Хуайсана, и звезды обманчивы – какая ночь на дворе? Нынешняя? Или прошло несколько лет?

- Нам надо вернуться в Пристань, - через силу произнес он, зная, что ещё одно прикосновение – и они не сдвинутся с места до утра. – Моя месть… может подождать, - лукаво улыбнулся он, погладив Хуайсана по щеке, задевая большим пальцем нижнюю губу, по которой хотелось провести языком. А потом… Ох… - Если ты не сдвинешься с места – я не смогу.

Юэ Дэшен, считавший просто необходимым быть первым во всем, сейчас просто не мог. Палец скользил по лицу, попал на губу и… и вместо холодного разума, которым Дэшен когда-то владел и гордился, в голове осталась клейкая масса. Если рис переварить, выпустив всю воду, он сварится в бесконечную липкую массу, которую невозможно есть, но которой явно сподручно склеивать бумагу. Хотя разум покинул его чуть раньше, в те три удара сердца, которые он потратил на ожидание, что его оттолкнут, а его прижали крепче.

Птица вылетела так неожиданно, что Не Чан отшатнулся, но это никак не повлияло на биение сердца, которое сейчас ощущалось сразу в двух местах. Видят боги, эта птица была послана богами, потому что он знал, что отстраниться бы никто не смог. Как же сладко от этого щемило сердце…

- Я рад, что твоя нога прошла, - ох, я бы покрыл её прикосновениями до самого бедра. – Состояние… да, невыносимое, - в мыслях Дэшен был более откровенен, чем на словах. Нет, теперь он не боялся. Точнее, боялся, но не того, что раньше. Сейчас надо было найти в себе немыслимые силы, чтобы собраться и ехать дальше. А там люди… разговоры… беспокойство. – Давай потеряемся здесь? – предложил он с надеждой и тут же оборвал себя сам: - Прости, просто такие вещи всегда происходят впервые. И к ним невозможно быть готовыми.

Он сцепил ладони в замок, чтобы Не Хуайсан смог влететь в седло, а затем, прикинув мысль о мече, сел сзади. На меч всегда будет шанс запрыгнуть, чтобы обогнать ветер. Но сейчас нельзя было даже думать о том, чтобы расцепить объятия. Так, обняв Не Чана со спины, он взял лошадку за поводья, и со звонком «Пошла!» бедная кобылка припустила в сторону дома. Ветер свистел в ушах, ветки хлестали по бедрам, а адепт ордена Юнмэн Цзян был счастлив. Он, наконец, обнимал человека, с которым ему удалось найти что-то ценное, чему он пока не знал названия, а тот доверчиво и ласково прижимался к его плечу. И надо было говорить, надо было сказать всё, что он сейчас думал, видел и чувствовал. И что предвкушал. Но разве можно объяснить человеку, что такое море, если ты сам его только-только почувствовал?

- Я приду к тебе засветло, - пообещал он тихо, склонившись к уху сидящего перед ним человека. – Я принесу тебе лучших сладостей Пристани лотоса, - продолжил он, замирая сердцем. – Я хочу, чтобы ты проснулся и увидел их. Или меня…