- Ах, это ты, кузен! Прошу тебя, войди.

Вот и чудесно, вот и замечательно: не успел натянуть тетиву, как олень сам под ноги лег. Хуайсан с некоторым волнением уложил обратно на стол деревянный кружок, на котором со старанием вырисовывал журавля, устроил кисть так, чтобы не капнуть на стол. Он готовился к разговору и думал, что начнет его первым, но в приготовлениях, конечно, затянул. Нелегко убедить себя пойти по тонкому льду, а уж вести за собой норовистого быка и того труднее.

- Прошу, очень рад. Приказать ли подать чаю?

Или сразу вина?.. Он постарался прочитать на лице кузена его намерения. Обыкновенно тот не скрывал мыслей, вот и сейчас вид его был одновременно смущен и решителен. Возможно, Жилань уже поговорила с ним? Хотя она оставила это на его усмотрение.

- Надеюсь, ты в добром здравии, кузен. А я вот, гляди-ка, занялся игрушками для своего сына. Вспомнил, что мать делала для меня маленькие рисунки птиц и цветов, чтобы разучивать названия. Дети, все же, счастье нашей жизни... Ты, верно, хотел о чем-то поговорить?

Ну в самом деле! С точки зрения Не Хуайсана лучшим способом сохранить лицо в настолько неловкой ситуации было начисто забыть, что она и вовсе случилась. Но кузен, хоть и не помогал в этом стремлении, тем не менее, на свой лад, поступил более чем справедливо и уважительно, и это тронуло и сердце, и самолюбие Хуайсана мягкой лапой.

- Ну полно, полно, прошу, забудем о случившемся, - сказал он, подхватывая руки Не Жоу и побуждая кузена подняться; не сразу, конечно, дав пристойное время в два глубоких вдоха и выдоха для поклона.

- Горькие плоды тоже нужно уметь прожевать. Лучшим искуплением будет обещание впредь никогда не делать подобные вещи публично. Как случилось, так и случилось. Что же, думаю, чай неуместен сейчас, - сказал Хуайсан, доставая из секретного погребца сладкое вино. - Мне нужно говорить с тобой, но прежде выпьем.

Он лишь пригубил, дожидаясь, пока закончит кузен, и подлил снова.

- Кто-нибудь еще во всей Юдоли видел вас?

— Это славно и весьма предусмотрительно, — кивнул Хуайсан. — Мы идем сейчас по тонкому льду, уважаемый кузен, и, опасаюсь, переспрашивая, могу тебя смутить, но все же... Рассказывала ли мне моя благородная супруга о том, как вы вернулись из сна? Нет, я лишь недавно узнал, что вы в нем были! Поразительное совпадение, чтобы можно было сотаться в неведении о судьбе своей жены.

Тут он, конечно, мило улыбнулся, но усугублять не стал. Не Жоу и без того было нелегко.

— Или о чем-то еще, относящемся к вам?

— Не рассказывала, лишь упомянула, — отмахнулся Хуайсан, еще немного покрутил в руках дощечку с рисунком для Пенгфэя и отложил ее в сторону.

— Но ты можешь рассказать мне об этом злосчастном происшествии сам. Я, конечно же, имею в виду сон, —уточнил он, никогда н готовый слушать о чужих тренировках (слушать ведь н любоваться, у ушей глаз нет) и, пожалуй, не расположенный узнавать о поцелуях с его женой. — Верно ли я понимаю, что тебе выпало заботиться о Цзинь Жилань, и в этой заботе ты был готов отдать свою жизнь?

— Очень увлекательно, — сказал Не Хуайсан с некоторой лирической тоской в голосе. В этой комнате смертельно терзались двое мужчин, и оба от одной и той же причины — от совершеннейшей невозможности перейти от разговора об обстоятельствах жизни к тому, что их действительно волновало. — В самом деле, крайне удачно, что из этого щекотливого положения во сне вы выход нашли.

Нашли бы и сейчас как-нибудь! Кузен страдал страшным семейным пороком, военной четкостью. С такими людьми Хуайсан быстро терялся. Его изящные атаки тонули в их спокойствии как серебряная ложка в чане с медом.

— Скажи мне вот что... Если бы — это лишь вопрос о том, что могло быть, но чего нет! — сейчас вышло так, что некоторые особые обстоятельства касательно тебя и моей супруги стали бы известны главе ордена, и он наказал бы не только тебя, но и ее. Что бы ты стал делать?

Слова были сказаны до крайности опасные, и Хуайсан искоса поглядел на дверь: нет ли теней за стеной, далеко ли слуги, но обошлось, все было благоприятно. Впрочем, на этот ответ он надеялся и другого не ожидал.

— Что же, я тебя услышал и немедленно все забыл, — улыбнулся он и покачал в руках бутылочку с вином. — Позволишь ли налить еще? Боюсь, для того, чтобы перейти к некоторому вопросу, который меня беспокоит, нам стоит чуть-чуть, как сказал поэт, раскрыть врата для радости... Мгм. Имеешь ли ты, кузен, намерение обзаводиться семьей?

Откажется... Что же, это звучало достаточно смело. Будь бы Не Жоу другим человеком, не знай бы Не Хуайсан за кузеном этой проклятой фамильной привычки к прямоте, мог бы предположить бахвальство, но он, вероятнее всего, действительно имел в виду именно то, что говорил.

Он вздохнул, собрав воедино все свое, увы, не такое уж великое умение делать намеки. Их ведь еще надо было сделать так, чтобы не оскорбить ни себя, ни собеседника, ни Цзинь Жилань!

- Дорогой кузен, из того, что я услышал, мне представляется, что ты человек не только выдающегося мужества, но и необычайной стойкости в своих убеждениях, и верен тем, кто тебе близок.

Упрямства тебе не занимать, да такого, что в восхищение приходишь, и хорошо бы, чтобы оно было направлено в нужную сторону.

- Мне кажется, в настоящее время существуют определенные предпосылки, чтобы предполагать, что просьба, с которой я обращусь к тебе, будет воспринята тобою с должным пониманием. Она столь деликатного свойства, прошу тебя понять, что было бы затруднительно и для меня, и для всех вовлеченных, если ты бы вдруг согласился, а после отказался, так что, прошу, подумай внимательно...

Очень надеюсь, что ты любишь мою жену даже больше, чем свою саблю, Не Жоу, и не вздумаешь вдруг передумать, иначе эта сабля окажется у тебя в заднице, даже если для этого мне придется за нее взяться!

Хуайсан вздохнул, как перед входом в холодную воду:

- Как я уже говорил, дети - главное счастье любой семьи. Однако... По воле богов ли или по злосчастному сочетанию причин, но, к сожалению, я лишен возможности испытывать счастье отцовства впредь. Лекаря бессильны, ничего с этим сделать нельзя, только и остается, что корить судьбу и лить слезы. Ты понимаешь, кузен, о чем я хочу поговорить с тобой?

Ох, прошу тебя, ну хоть бы понял! А то этот разговор уйдет в такие мужские рыбки и женские норки, что хоть веер грызи!

Хуайсан почувствовал, что начинает краснеть.

Что же, нужно отдать кузену должное: он схватил быка за рога с такой силой, что рога эти почти обломились. Хуайсан почувствовал, что пылает не только его лицо, но и уши. Впрочем, подобное разрешение было благоприятным, теперь они могли говорить прямо.

- Именно так, сердечно благодарю тебя за помощь и деликатность, - ответил он и выпил чашечку вина залпом, чтобы промочить горло. - Для всех это будут мои дети, я воспитаю их в соответствии с этим статусом. Готов ли ты послужить нашей семье подобным образом? Прошу тебя, обдумай свое решение.

Он все еще колебался, хотя шаг и был сделан. Колебался, так как не понимал чувств Не Жоу. Для него, со всеми его привычками и пристрастиями, краткость и четкость изъявления воли кузена казалась скупостью, черствостью. Кто знает, не делает ли Цзинь Жилань ошибки? Не толкает ли он ее сам на скользкий путь, своим потворством усугубляя несчастья? Кто, и в самом деле, знает, если он сам не знает ничего?  Оставалось только верить, что они смогут, если что, забыть об этом и жить так, будто ничего не было.

Отредактировано Не Хуай Сан (2019-09-26 19:47:39)

Хуайсан в удивлении поднял брови, но неприступный и суровый вид Не Жоу побудил его попытаться, хотя бы для очистки совести, увидеть сложившееся положение его глазами. Да, для Хуайсана его поступок был одолжением, если не жертвой; пожалуй, чувствовать себя благодетелем было приятно. Маленькая жертва Доброй Богине: он заступится за влюбленных, а она пусть за это пошлет и ему хотя бы немного счастья. Кроме того, ему нравилось думать, что, не имея возможности сделать Жилань счастливой женой тем способом, которым это делают мужья в обычных семьях, он, во искупление, помогает ей всеми способами в награду за ее сердечное к нему отношение в минуту слабости. Однако благодетель жаждет благодарности; а для Не Жоу? Разве это выглядело как жертва для него? Нет, верно, он видел юношу, равнодушного к жене и готового обидеть ее очередным пренебрежением. Что же... Вот как все иначе выглядит в чужих глазах.

- Поверь мне, кузен, я никогда не начал бы подобный разговор с тобой, не убедившись, что он не ранит чувств моей благородной супруги. Некоторые наблюдения подвели меня к мысли, что она может согласиться, - здесь он кашлянул достаточно выразительно, - а дальнейший разговор с ней подтвердил эти соображения. Прошу тебя, умерь свое желание защитить, здесь и сейчас оно неуместно. Надеюсь, ты понимаешь, что мы оба пытаемся соблюсти ее интересы. И здесь мы не из-за тебя, а из-за нее. Итак, каково твое слово?

- Ты можешь быть их наставником, я не вижу в этом затруднений, - медленно произнес Не Хуайсан, прикидывая. - Право видеться с ними, конечно же, у тебя будет всегда, иначе это было бы слишком жестоко. Однако ты и сам указал на важность того, чтобы положение это, сколько возможно, держалось в тайне. Если...

Он должен был сказать "с Пэнгфэем что-то случится", но у него сжалось горло от страха накликать. Да, как отец, он слишком хорошо понимал сейчас чувства Не Жоу.

- Если обстоятельства сложатся так, что кто-то из них будет наследником, будет для него важно быть твердо убежденным, кто он и что он такое. Никаких открывшихся тайн и интимных секретов. Я благодарю тебя за то, что готов поступиться в этом своим правом, кузен. Впрочем, ты молод, полон сил. Еще... еще все будет. Таким образом, я считаю, что договор наш осуществлен.

Он снова налил вина в чашечки и протянул одну из них кузену:

- За взаимопонимание и благоприятное начинание.