Весна всегда ассоциировалась у Сюэ Яна с двумя вещами: с тем, что в амбарах окончательно заканчиваются запасенные на зиму продукты, а означало это для бродяжки лишь одно. Голод. И с тем, что, наконец, скоро можно будет не убиваться, чтобы найти себе место для ночлега. Такое вот двоякое чувство сосущего желудка и тепла. Пожалуй, грядущая весна была первой, которая действительно отличалась от всех предыдущих: о голоде он почти забыл, холода тоже не было… И весна не ощущалась, но память усиленно подкидывала ощущение горечи.

Сейчас он возвращался с очередного «эксперимента», где ему было позволено делать если не всё, то многое. И от него еле ощутимо пахло кровью, пусть на одежду ничего и не попало – уж он за этим следил, чтобы не вызывать ненужных вопросов у Син Чэня. Впрочем сейчас, судя по всему, Син Чэнь бы не заметил и принеси он в руках гирлянду из кишок очередного неудачника. Даже если кишками был бы поводок, за который он этого неудачника вел. И если бы тот орал. И если бы это был Вэнь Жохань.

Сун Лань жив.

Бродяжка прищурился, вглядываясь в состояние своего… кого? Ах да… Глаза сияют, на пересохших от волнения губах то и дело мелькает розовый язык, дыхание сбито… Сюэ Ян впервые пожалел, что он лично не проследил за судьбой второго даоса, положившись на невозможные обстоятельства его воскрешения. С ним бы не воскрес.

- Хм, - ответил он, когда пауза совсем уж затянулась. – Здорово, - солгал он, отойдя к столику с вечным чайником. – А откуда ты это узнал?

- Ах Вэнь Нина... - повторил Сюэ Ян, не оглядываясь пока на Син Чэня. Почему-то ему вдруг показалось, что пока ты не смотришь на собеседника, весь разговор якобы не по-настоящему. Так люди зажмуриваются, когда видят опасность: становится легче, пусть и разум понимает, что опасность никуда не денется. - Я смотрю вы с маленьким лекарем нашли общий язык...

Судя по всему ничего дополнительного Вэнь Нин не рассказал. Иначе бы разговор не был так обманчиво безопасен. Но и того, что уже выдал было достаточно, чтобы Сюэ Ян лично наведался к этому Вэню с приятной беседой по душам.

А потом Син Чэнь сократил расстояние между ними, взял за руку да ещё и в глаза заглянул - стеночка рухнула. Сюэ Яну захотелось выругаться.

- Значит, уходишь... - глядя в полные надежды глаза Син Чэня, он совсем не торопился с ответом. - Значит, зовешь с собой... Скажи мне, мой друг, а в качестве кого ты зовешь меня с собой? Вот мы придем, встретим там твоего... Сун Ланя, и что дальше? Снова назовешь меня своим другом, расскажешь о том, какой я славный, и будешь по ночам лежать у него под боком? А мне что? Воровать дыхание с твоих губ, пока он не видит? Так?!

Перед глазами так и встала картинка, когда они вдвоем, будто и правда воры, сбегают откуда-то там, где они были, чтобы урвать несколько минут радости тела. Или, что ещё смешнее, они не будут сбегать вообще. И Син Чэнь будет делать вид, что ничего не происходит.

- Скажи же мне, как это будет? Ты скажешь правду своему другу? Или будешь скрывать меня как пятно на белой ткани?

- То есть как это не будешь? - Сюэ Ян, само собой, отдернул руку, но все ещё продолжал смотреть в глаза собеседника. - Объясни мне причину, с чего вдруг ты решил передумать? Прости, но вариант "не нравится" уже не работает - ты проиграл этот ответ, когда впервые излился между нами. А потом, потому что у тебя все болело, мне в рот. А потом мне в ладонь. А потом уже на себя, когда я брал тебя сзади. Тебе это нравилось... так с чего вдруг ты решил встать против?

Взгляд был тяжелым, на самом донышке которого зарождалась и расцветала детская, лютая обида. Значит, ты объяснишь Сун Ланю, что да, бедный-несчастный-заставленный, вынудили радоваться, а ты на самом деле не хотел? И ты остаешься чист перед богами?! Да черта-с-два! Ты любил! И принимал чужую любовь! Что, блядь, сломалось в твоей голове от того простого осознания, что этот валенок просто оказался живым?!

- Не жалеешь, рад... Зовешь с собой... - вкрадчиво произнес он, выпрямляясь и делая шаг навстречу, близко-близко. - И отказываешь мне в том, что есть между нами? Уж не влюблен ли ты в него? А я для тебя просто случился заменой, пока ты думал, что он мертв?!

- Я ушам поверить не могу... - пробормотал бродяжка, который услышал ровно то, что и хотел. По всему выходило, что всё было хорошо, хорошо, хорошо... но как только на горизонте замаячил тот, второй, Сюэ Ян тут же стал не нужен. Как есть - замена. Временное развлечение, чтобы было не так грустно. Да уж, если и не существует справедливое возмездие, то бродяжка его только что изобрел. С помощью дорогого друга.

- Получается, что ты просто использовал меня, пока считал, что тот, кого ты любишь, мертв, - на всякий случай озвучил он свои мысли, чтобы выстроить их ровно. - Что пока тебе было некуда идти, подходил и я, чтобы обнимать по ночам. А теперь вернешься к нему, к любимому...

Он смотрел с прищуром, прекрасно понимая, что каждое слово бьет в цель. Более того, собственные мысли Син Чэня доводили его и без слов - кожи-то нет! Сейчас и у бродяжки будто бы не было кожи - лютая обида клокотала в горле, так что рука действовала быстрее разума: он перехватил не-даоса за горло и прижал к стене, ударив затылком:

- Значит вышвырнуть меня решил... - протянул он с неприятной улыбкой, - А кто тебе сказал, что я выпущу тебя просто так? Нет уж, сладкий, если ты и пойдешь на все четыре стороны, то только тогда, когда я сам захочу от тебя избавиться. Было приятно, да? Нежно и ласково? Получал, принимал, благодарил... А любил и мечтал о совсем другом... Какой нехороший, мерзкий поступок, совсем не ожидал от тебя, сладкий... Хм... А ведь у меня есть что ещё тебе рассказать. Помнишь уговор? Мы поговорим, прежде чем ты предложишь снова уйти нам вместе. Но какой в этом теперь смысл, раз ты уходишь не со мной, а от меня?

Почему-то Сюэ Яну всегда казалось, что момент, когда в жизни всё делится на «до» и «после» должен сопровождаться чем-то особенным. Свистом кнута, жалящего кожу на спине семилетнего мальчика, хрустом и острой болью в левой руке, собственным криком, когда внутри зажигается солнце… Он даже замер на пару ударов сердца, вслушиваясь в окружающий мир и внутрь себя: не случится ли чего-то похожего? Но нет, ответом было только сбитое дыхание Син Чэня и слова, которые слетали с его губ. Оказывается слова могут делать больнее кнута и колеса телеги…

- Значит, ты зовешь меня с собой, но требуешь, чтобы я отрезал от себя кусок? Был с тобой «не таким» и вел себя «не так»? А ты хоть можешь себя представить, сколько себя я отрезал каждый раз, прежде чем войти в эту комнату к тебе? Сколько настоящего себя я оставлял там, чтобы в итоге быть для тебя удобным? И всё равно тебе этого мало, ты хочешь, чтобы я прогнулся ещё сильнее? – губы снова расплылись в улыбке, когда он разжал пальцы на горле, чтобы сомкнуть их в кулак и от всей души сейчас ударить Син Чэню в солнечное сплетение. У него болит – так пусть у всех болит! Какой смысл был во всем этом, если в итоге все его действия оказались никому не нужны?

Сюэ Ян часто задумывался о том, как называть этого человека в собственных мыслях. На ум всегда приходило приторное и ласковое «сладкий». Иногда «любовник», иногда что-то раздражающее, особенно в те минуты, когда они снова настойчиво переставали друг друга понимать. Чаще всего «слабость», ведь именно его желание становиться другим, чтобы быть ближе, делало бродяжку добрее. Сейчас же, за пеленой обиды и боли, он, наконец, начинал осознавать какое именно слово подходит этому человеку. Человеку, ради которого он почти перекроил себя и действительно хотел отказаться от собственных амбиций ради этой бессмысленной попытки «идти вместе». И слово это было очень простым.

Враг.

- Тебя никто отсюда не выпустит, Син Чэнь, - промурлыкал он, обходя того по кругу. – Я не дам тебе отсюда уйти. Я буду продолжать делать с тобой то, что я хочу, а тебе будет продолжать это нравиться. И если уж случится такое чудо, что ты всё-таки встретишь своего друга… и вы пойдете с ним вместе твоей дорогой любви… - он сел рядом и наклонился к уху своего врага. – Я сделаю все, чтобы ты пожалел об этом решении. Ты услышал меня, мой сладкий?

- Твои слепота и гордыня убивают любое желание тебе что-либо объяснять, - процедил Сюэ Ян, когда Син Чэнь свалился ему под ноги. О нет, так просто не отделается… Он рывком схватил своего врага за волосы, заставляя запрокинуть голову: - Я не хочу, я не понимаю, я то, я это… Я хочу, чтобы ты был рядом, но такой какой ты есть меня не устраиваешь, - начал он говорить чуть пискляво, с еле сдерживаемой истерикой. – Ты не достоин, ты то, ты это… Прости, сладкий, я достаточно подстраивался под тебя и твои желания. Я достаточно был с тобой нежен и ласков. И этот твой каприз уже перешел мыслимые границы.

Пальцы вздрогнули, Сюэ Ян с силой приложил Син Чэня лицом об пол. И ещё раз… и ещё. Кажется лопнула губа – кровь брызнула фонтанчиком, бродяжка не удержался и облизал чужую губу, залезая в ранку языком. И рассмеялся:

- Спасибо тебе, Син Чэнь, ты освободил меня… Больше я не обязан тебя любить. И не обязан быть с тобой кем-то иным. Помнится мне, что однажды тебе уже не понравилось… - сказал он немного туманно. – Как же мне будет смешно, когда тебе всё-таки понравится… Я ведь знаю тебя теперь намного лучше. И я знаю, как заставить тебя испытать удовольствие… - пальцы свободной руки пробежали по бедру, не давая поводов принять намек неверно. И в конце грязная, мерзкая ложь, нацеленная на то, чтобы сделать ещё больнее: - Ведь больше ты ни на что не годишься…

Может сопротивляйся Син Чэнь, и бродяжка бы не смог остановиться – так и забил бы ногами, руками и перегрыз, наконец, глотку. Но тот не делал ничего, чтобы защититься, и руки сами собой разжались. Слова больнее, и сейчас каждое, сказанное тихо и очень спокойно, находило трещинки и вливалось внутрь ядом.

- Я похож на шутника? – он ухмыльнулся одной стороной рта. Похож, он смешон, он жалок. – Я говорю тебе правду, я никогда тебе не лгал, - я лгу сейчас, чтобы ты больше не смог подняться с этого пола. – Ты больше ни за чем мне не сдался. Однажды я попробовал тебя на вкус, тогда, в лагере. Пришлось даже пробить тебе ладонь кинжалом, чтобы не сильно дергался, - слова летели сами по себе, минуя осознание того, что именно он сейчас говорит. Правду. Её ведь так легко и приятно вырывать из горла. – Ты был так жалок тогда… так беспомощен… - это я сейчас жалок. – Плакал, просил не делать с тобой ничего. А больше с тобой и делать-то нечего. Я потому тебя и спас, чтобы брать ещё и ещё. И бегал вокруг тебя только за этим. Больше-то с тебя никакой пользы: подумаешь, красивое тело… Ну так для того, чтобы им обладать, мне больше незачем скрываться. Будешь снова плакать и просить прекратить, вот только я не услышу тебя. А тебе будет нравиться каждый раз, чтобы ты ненавидел себя ещё больше. Вот так теперь мы будем с тобой жить, Сяо Син Чэнь. Как в первый раз.

С этими словами он поднялся и стряхнул с коленей невидимые пылинки. Внутри было слишком плохо, чтобы оставаться в этой комнате и смотреть на врага. Кашель раздирал крючьями, будто ребра пытаются вывернуть наизнанку. Надо было бы пойти к Вэнь Нину, отблагодарить за то, что он раскрыл свой рот. Сюэ Ян не был уверен, что, дойдя до мальчишки-лекаря он не разрыдается как ребенок, у которого в очередной раз отняли смысл жить. Он жалок.

- Доброй ночи, сладкий, - сказал он уже от дверей. – Я скоро вернусь.

- Потому что я злой, - ухмыльнулся Сюэ Ян, не оборачиваясь. – Время вранья прошло, а ты сиди и думай о том, что ты натворил. А ведь могло бы быть так как было… если бы ты все не испортил.

На губах и языке все ещё была чужая кровь, которую он с удовольствием смаковал. Внутри было так больно, что это уже начинало нравиться, а ещё внутри было пусто. Как в земле, из которой он выдергивал дайкон и смотрел на дырку. Так и Син Чэнь – просто дырка. Осталось совсем немножко: убедить в этом самого себя, и тогда можно жить дальше.

- Я могу рассказать тебе каждую секунду той нашей встречи. Камнем по затылку, привязать руки, завязать глаза… как пробовал тебя на вкус… Как хотел срезать твое клеймо, как… - он всё же посмотрел через плечо, испытывая болезненное наслаждение от того, как сейчас его врагу было плохо. – Ты же не рассказывал о таком никому. А я и не спрашивал, потому что помню каждое действие. И каждую слезинку, которая скатилась по щеке от того, как тебе было больно и отвратительно. И как мне было хорошо. Не хочешь верить – ну и дурак.

И всё-таки вышел из комнаты, пока лицо из надменно-ехидного не растеклось в другое, жалкое и обиженное.

Сюэ Ян, само собой, вернулся через пару дней, хотя где бродил всё это время оставалось неясно. Дверь тихонько отворилась, бродяжка прошествовал через комнату, на ходу стягивая с себя одежду и оставляя за собой дорожку из бело-красных тряпок… Только красного на них было больше, чем требовалось для стандартного орнамента ордена Цишань Вэнь. Обнажившись полностью, стало понятно, что и руки у него вымазаны в чем-то красно-буром, так что он, не обращая внимания на то, что в комнате находится не один, залез в бочку с прохладной, но чистой водой. И прикрыл глаза.

На Син Чэня он не посмотрел, словно того и не существовало вовсе, хотя до того всегда первым делом обращался к нему, расспрашивал и о чем-то шутил. А сейчас стояла тишина, которую он совершенно не собирался нарушать – да и зачем? Вода быстро окрасилась розовым, перчатка отвратительно намокла. Пожав плечами, Сюэ Ян вылез из бочки и вытерся сброшенным нижним ханьфу, накинув на себя халат. И начал делать чай, все ещё не глядя по сторонам.

- Это кровь, я не ранен, - ответил он, сосредоточенно заливая кипяток в чайник. За время, что он прожил в Огненном дворце, бродяжка начал любить этот странный и незамысловатый напиток, пусть и не ощущая той неземной прелести от вкуса. Вода как вода, только горячая и подкрашенная с оттенком вкуса и запаха. Но лучше, чем просто вода.

Теперь, когда решение было принято, Сюэ Ян даже чувствовал облегчение: не надо больше переламываться пополам, продевать нитки в тонкую иголку, которой он наживую пришивал себе новое лицо. Не надо тратить силы и следить за тем, что его очередная, брошенная фраза, может быть понята как-то иначе. Враг есть враг… Враги ведь не те, кто бегут тебе навстречу с обнаженным мечом, они бывают разными, и у них тысячи лиц. Наверное, Сунь Цзы учил, что врага надо понять и познать – теперь Сюэ Ян был уверен, что понимание влечет за собой слабость. А потому какие темные волны мыслей сейчас вертелись в голове у Син Чэня, его совершенно не волновали: мысленное самобичевание? Злость на него, что обманул? Попытка уцепиться за собственную правоту? Плевать.

- Это кровь какого-то слабого заклинателя, которому я вспорол грудь, чтобы посмотреть, как бьется его сердце, - ответил он совершенно будничным тоном. Будто и не было ссоры, и они снова общаются как приятели. Тема-то животрепещущая – как недавно в его собственной ладони билась, спотыкалась и угасала чья-то жизнь. – Оказывается оно не совсем красное, а скорее розоватое. И упругое под пальцем, когда затыкаешь дырку, а оно пытается продолжить стучать. Жалкое зрелище… Но я его не трахал, хотя была такая мысль. Прямо в эту дырку.

Чай, наконец, заварился, бродяжка налил себе и, подумав, во вторую чашечку – врагу. И пододвинул кончиками пальцев:

- Сейчас мы выпьем чай, а потом ты ляжешь на кровать, раздвинешь ноги и будешь очень мил и отзывчив, - произнес он, глядя в сторону. – Если нет – я позову тех двух евнухов, которые тебя подержат, и ты всё равно будешь мил и отзывчив. Видишь какой я добрый? Я снова даю тебе выбор.

- Ты слишком спешишь, сладкий, - Сюэ Ян даже не двинулся с места, когда Син Чэнь отступил и взял в руки какую-то нелепую штуку. Как будто она сможет помочь. – Я же сказал: когда допью чай. А его ещё много…

Он неторопливо опустошил чашечку и налил себе ещё:

- Не волнуйся, на этот раз ты не пострадаешь так, как в тот. Мне незачем портить твое тело снова, оно вполне меня устраивает. Да и больно, пожалуй, будет не сильно. Ровно столько, сколько я сам захочу, чтобы ты испытал. Это довольно странно, учитывая, что здесь, во дворце, я могу делать почти все, что пожелает моя душа, а она всё равно желает отчего-то именно тебя, ну да тебе же хуже. Привыкнешь. Я очень рад, что твой возлюбленный друг где-то тебя ждет, ему предстоит узнать многое… прежде чем и его сердце перестанет биться. А оно перестанет, если ты продолжишь упрямиться и меня злить, понимаешь? Думаешь Вэнь Нин не рассказал мне всего? Он даже указал нужную дорожку… Подумай, может, всё-таки стоит согласиться на то, что я тебе предлагаю? Чем ты со мной ласковее, тем дольше он будет дышать.

- Ну что ты, сладкий, какая же это ненависть? - ещё одна чашечка опустела. Последняя порция - и в чайнике тоже ничего не осталось. - Это моя любовь к тебе. Я даю тебе выбор и возможность спасти своего друга. А то, что ты чего-то там не хочешь и не подчиняешься - ну кто ж сказал, что в мире всё должно доставаться легко? У тебя будет много времени подумать о последствиях своих поступков, пока ты будешь сидеть здесь и ждать моего возвращения... каждый вечер.

К бортику чашечки прилипла чаинка, Сюэ Ян качнул желтой жидкостью, и она смылась и теперь кружилась на донышке. Покорная каждому движению его руки. Сюэ Ян отставил недопитый чай и поднялся, вытягиваясь во весь рост:

- Впрочем, если ты так усердно отказываешься... Я проявлю к тебе уважение, я же не изверг какой. И сделаю тебе подарок. Ты предпочтешь его голову целой или без глаз? Знаешь, мне они никогда не нравились, я думаю, что вырежу их ножом и брошу в костер, пока он будет жив. А потом заберу голову и принесу тебе. Это будет хороший подарок для тебя, сладкий. Стойкость и упрямство надо уважать, - он улыбнулся и поклонился, поворачиваясь к двери и намереваясь выйти.

Кажется Син Чэнь определял для себя их связь в горизонтальной плоскости как жертву со своей стороны... Ну чтобы он, Сюэ Ян, был доволен. Нынешняя ситуация не отличалась ни на рисовое зернышко, что забавляло: кому-то самое место быть именно жертвой. И получать свою порцию наслаждения именно из такой позы, на коленях. Стук подлокотника заставил дернуться, но бродяжка услышал то, что за ним последовало. И губы сами по себе растеклись в довольной улыбке человека, который, наконец, добился своего. Он медленно развернулся и сложил руки на груди, ожидая продолжения:

- Вымещать? Син Чэнь, ты расстроил меня. Зря ты так поступил, очень зря... - он протянул одну руку вперед - теперь он мог даже дотянуться до чужого лица. И поддел лопнувшую от его удара губу, не тревожа ранку. Напротив, даже ласково, раздвигая губы, касаясь кромки зубов пальцем. - Ну? И почему я должен теперь послушать тебя и остаться? Ты всё же решил снова сказать мне "да"? Быть со мной ласковым и отзываться на мои прикосновения? И касаться сам? Хммм... Ну что же, сделай так, чтобы я поверил. Знаешь ли, ты горазд меня обманывать, сладкий...

И убрал руку, снова сложив их на груди. Вкус победы был очень приятным, особенно смешанный со вкусом чужого поражения. Оказывается это очень и очень сладко, а он, дурак, и не знал. Спасибо тебе, сладкий, ты так мил.

Тут уж Сюэ Ян точно не выдержал и расхохотался, прикрывая рот рукой, как будто кокетничающая девица. Нет, ну какая прелесть!

- Не смеши меня, Син Чэнь, ты не станешь убивать того, кто спас тебе жизнь! Тем более, что мы с тобой всё ещё на стадии переговоров, а ты продолжаешь упрямиться... Ты остановил меня только для того, чтобы пообещать убить? Хотя только что говорил, что я могу сделать с тобой что угодно, лишь бы не тронул его? - он наклонил голову на бок. - Ты правда считаешь, что тебе дадут меня убить здесь, в этой комнате? Или ты так завуалированно все же решил пригласить к нам этих двух евнухов?..

Что ни говори, но этот спокойный и сосредоточенный Син Чэнь нравился ему даже больше - так он походил на человека, а не на размазанную тряпку у его ног. Неужели начинает понимать и учиться? Почему люди в принципе не понимают по-доброму?

- Ты проиграл, сладкий. Может быть когда-нибудь удача и улыбнется тебе, и ты осуществишь задуманное, но не сейчас. Сейчас у тебя все ещё есть выбор, а чай, - кивок на стол, - не допит. Но мне наскучивает гулять вокруг да около. Так мне уйти?