— Ударить тебя я хотел раньше, а теперь мы помирились, так и за что? — спросил Хуайсан, всем весом ложась на плечо брата. Не то чтобы этот вес отяготил Не Мнцзюэ; нет, совсем другие вещи давили на него, пригибали к земле.

— Так что, думаю, лучше уж напиться. Странно, мы под землей, а тут теплее, чем в Юдоли.

Он выпил еще немного, и края саркофагов, хранящих сабли от мира или мир от сабель, стали нечеткими, мягкими, магические светильники умножились и играли в воздухе. Ему хотелось спросить, что же, все-таки, с Яо, и что значила эта ласка, и почему они помирились именно сейчас, и как же теперь быть, если он так надеялся, что переборол свою страсть и свое желание, но ничего не вышло. Но вместо вопросов он потянул брата за полу ханьфу и прижался губами к шее.

— Что наследник Вэнь, здоров ли? Все ли с ним благополучно?

— Убил дитя собственной крови?! — в ужасе прошептал Хуайсан. — Похоже, он обезумел уже и настолько. Готов на все... А что было бы, если бы Фэйфэй попал к нему в руки?!

Хуайсан, видно, забыл, как, не зная еще своего ребенка, раздумывал, не придется ли им пожертвовать в политической игре с кланом Цзинь. Воистину, не дорожишь лишь тем, чего не ведаешь.

—Печально знать, что старший наследник Вэнь так пострадал, однако повод радостный — спасение Лань-эрге бесценно. Нет, знать никто не должен и не будет, конечно же, иначе мы ответили бы самой черной неблагодарностью на его доброту.

Он собирался продолжать свою мысль, но осекся о реплику брата, и вместо немедленного ответа еще раз поцеловал Не Минцзюэ, теперь в щеку, там, где серпом ее рассекает острая и широкая скула, там, где кожа хранила крошечный белый след, росчерк, память о стреле. Попади она выше и левее, случилось бы ужасное, но брат, наверное, спохватился. Он всегда успевал вовремя.

— Что уж было, то было. Я тоже рад. Что бы ни было дальше, тому и быть. Поцелуй еще. Предки отвернутся.