...И снова письмо. Мадам Цзинь не сразу взяла протянутый бамбуковый лист, словно боялась обжечься. В прошлый раз это было послание от Верховного заклинателя, в котором говорились ужасные вещи, чуть не поставившие орден на колени. И в этот раз хороших новостей - судя по взвинченному состоянию супруга - точно так же ждать не приходилось.

Но страх - вещь недостойная, так что госпожа Цзинь, дождавшись, когда слуги расставят чайники с чаем и вином на столике, удалятся, снова отодвинула от супруга дурманящий напиток. Сейчас трусливо прятаться за вином у него не выйдет... не понадобилось бы оно ей самой. Дрожащие пальцы раскрыли лист, и супруга погрузилась в чтение. Увы, ей понадобилось намного больше времени, чем требовалось для прочтения нескольких истекающих ядом и яростью символов.

Кроме того сообщаю вам, что наследник Не Пэнгфэй очень благодарен вам за то, что смогли поспособствовать его зачатию.
Его руки слишком слабы, чтобы выразить её в полной мере, но я напротив очень склонен это сделать, если глава ордена Цзинь забудет о долгах и почтит нас визитом.

Надеяться на двоякость данного послания было совсем уж глупостью. Только мысли заметались испуганными птицами: он знает об этой ужасающей мерзости. Но как? Откуда? Неужели племянница смогла разглядеть сквозь дурман? Неужели её супруг опоил её неправильно? Неужели... Она как можно более аккуратно сложила письмо на краешке стола. Для непосвященного содержавшаяся там информация не имела никакого смысла. Благие боги...

- Если это сделала А-Лань, - начала она чуть слышно - в горле пересохло, так что она плеснула себе из первого подвернувшегося кувшина. Вино. Да, сейчас оно было кстати. - То она предала тебя и наш орден, мой господин. Но если вина лежит на тебе... на твоей беспечности... - тяжелый, потемневший взгляд начал продавливать Гуаншаню киноварную точку на лбу, - И ты отправляешь туда своего сына и меня...

Она замолчала, сжав пальцы на чашечке до того, что фарфор чуть не хрустнул. Сделанного не воротишь, но белая ярость снова застила разум.

Странным?

Неожиданный вопрос супруга даже ненадолго выдернул госпожу Цзинь из гнева на достаточно запоздалые просьбы не сердиться и взывания к рассудку. Как такое может быть не важным? Недосмотр это Гуаншаня или нет, но рассказала именно А-Лань. А значит глупая девчонка решила таким образом... что? Подтянуть к себе ближе человека, к которому по глупости испытывает какие-то там романтические устремления? Предать клан, который её вырастил? О чем она вообще думала, когда открывала свой рот? Ох, незавидное положение сейчас у новоиспеченной госпожи Не...

- Конечно, его письмо мне кажется странным, - процедила она сквозь зубы, сделав ещё глоток вина. Оно сейчас на вкус было водой. - Я плохо знаю господина Не, однако то, что я успела увидеть - это не склонность человека писать столь вежливые письма. Полагаю, что даже это было третьим по счету. Ты сам разве не представляешь?! Тот бедный малыш - как наш А-Сюань! Мало того, что он погиб, так ещё и вскрылась этакая мерзость! И я тебя уверяю, что подобная вежливость и вообще предложение нас принять - это огромный шаг навстречу со стороны главы Ордена! Я бы и на порог не пустила человека, который так поступил с нашим сыном!

Она вдохнула и выдохнула несколько раз, отгоняя ужасные картины, возникшие перед глазами. И, прищурившись, посмотрела на мужа:

- Какие бы цели не преследовала твоя племянница, она добилась того, что последняя соломинка между военным союзом сейчас вот-вот надломится. А-Сюань не в курсе, и, судя по письму, - кивок на во всем виноватый лист, - Не Минцзюэ не собирается швырять этим в лицо прилюдно. А значит и мы будем вежливо помалкивать. И ты и я. Это беда, которую можно только вежливо промолчать, однако раз уж я еду... Расскажи мне, мой драгоценный супруг, что по-твоему представляет из себя глава ордена Не. И как твоя жена может помочь, никак не участвуя в переговорах о войне.

На то, что первый раз кувшинчик с вином ускользнул в руки супруга, Цзинь Сяоли даже не обратила внимания - слишком погружаясь в собственные невеселые размышления, она ещё какое-то время отпивала вино, не заметив даже, что собственная чашечка в ладонях никак не опустеет. А вот послушать взгляд супруга на главу другого ордена было полезно - она присела рядом и повернулась к Гуаншаню, перекатывая на губах крепким привкусом каждое слово:

- И снова Мэн Яо? Пригрел, значит, а ты решил устыдиться и перетащить его обратно? - она усмехнулась, отпив ещё. - Этот человек, которого ты считаешь простодушным и прямым? Ещё и склонным впадать в неконтролируемую ярость? И ты, зная, что теперь он явно не доволен, решил отправить к нему нашего сына в одиночестве? Зная, что он в любой момент может вспомнить и отомстить? И ты, мой господин, говоришь мне, что я не должна поехать?! - голос взлетел, и госпоже Цзинь пришлось послушать собственный стук сердца, чтобы успокоиться. - О нет, мой дорогой супруг, теперь я просто вынуждена отправиться вместе с А-Сюанем. Заодно и посмотрю в глаза твоей племяннице - по глупости она это совершила, или... Или её почивший супруг успел поделиться подробностями своей ночи с кем-нибудь другим, что в итоге дошло до ушей Не Минцзюэ. Как ты думаешь, мой господин, и кто же, кому ты успел много чего пообещать у нас в ордене, вдруг решил испортить отношения своего отца и своего господина? Тем более, что в уме ты и сам ему не отказываешь? Кто коротал ночи в ужасном лагере вместе с покойным супругом А-Лань? Кто умудрился даже тебе в душу сунуть свои ядовитые когти?

Госпожа Цзинь фыркнула в ответ на вопрос, который ей казался прозрачнее горного ручья. Безусловно она была пристрастна, но именно слова её супруга заставили переосмыслить ряд вещей: даже Гуаншань признавал, что Мэн Яо унаследовал от него хитрость. Как раз то, чего порой так не хватало А-Сюаню с его прямотой и юношеской вспыльчивостью.

- Ты сказал мне тогда, что бросил кость. Чтобы Яо помог спастись нашему сыну в обмен на алую точку на лбу, - напомнила она. - И наш ребенок сказал, что его помощь была полезной, но не необходимой. А ведь, будь он и правда нацелен на обретение статуса, он бы постарался себя проявить. Уж прости, но в отсутствие у него тяги к громким поступкам, я не поверю никогда. История, когда он явился к тебе с побрякушкой, что ты подарил шлюхе, ещё долго будет обсуждаться в провинциях... А значит, он может преследовать и совершенно другие цели. Например, обратить орден Не против тебя - или ты думаешь, что память у него короткая? Это ли не мотив? Прости меня, мой господин, если мои суждения предвзяты и искажены моими собственными эмоциями, но я бы хотела узнать - почему ты решил поверить этому человеку? С чего ты взял, что быть членом нашего ордена для него важнее, чем находиться в ордене Не, частью которого он уже является? А теперь выходит, что глава ордена Не настроен против тебя, и только Мэн Яо тот самый близкий человек, что открыл ему истину. Ты понимаешь ход моих рассуждений, мой господин?

Закончив говорить, она протянула руку за чайничком с вином. Если уж супруг решил снова безобразно напиться, то пусть хоть в её присутствии ему это не удастся так скоро.

Как ни крути, а чувство, с которым в груди дрожит собственная вера в незыблимые, казалось, конструкции – горькое. Так её господин, которому всегда не составляло трудностей использовать людей во благо себе и клана, поддался на лживые речи. И поверил.

- Вино не смоет этот вкус, мой супруг, - спокойно и ласково ответила она, забирая у Гуаншаня опустевшую чашечку и вкладывая ему в ладонь свою руку. – Доверие людям – это благо, однако зачастую оно имеет очень высокую цену. Если Мэн Яо стал шпионом самого главного врага, то никакой надежды на него нет и никогда не было. А Вэнь Жохань и подавно совершил все возможные злодеяния, какие только мог. Я лишь надеюсь, что более ты не откроешь свою душу тем, кто не заслуживает быть даже пылью у твоих ног, мой господин.

Сама она вина решила больше не пить – в голове и без него было легко, и даже кошмар от новых известий виделся словно через золотистую дымку. Сколько раз она успокаивала А-Сюаня – нет им числа. Но не только дети нуждаются в поддержке: взрослым она нужна не меньше, а то и больше. Ведь они не могут попросить её вслух.

- Мой господин, я думаю, что жестом доброй воли с твоей стороны будет предупредить главу ордена Не о возможном предателе. Но только если у тебя будут нерушимые доказательства, иначе сейчас это может оказаться губительно. Что до поездки… безусловно, если ты решишь, что мое присутствие в Цинхэ не требуется, я останусь в Ланьлине. Однако отправлять А-Сюаня в неведении – ещё опаснее, - она сжала пальцы супруга, продолжая говорить ласковым и успокаивающим голосом, хоть внутри все и клокотало от ненависти к мальчишке, что пытается сгубить их дом. – Мы пройдем этот путь, мой господин. И не позволим ни одной змее красть наше тепло.

Госпожа Цзинь ласково погладила супруга по голове, успокаивая, передавая искорки тепла – как она делала с А-Сюанем, когда тому было больно и плохо. Иногда и ласка слабой женской руки может оказаться важнее, чем поддержка тысячи клинков. Ей и самой было грустно, что в жизни дорогих ей людей встречались разочарования, подобные этому. Даже несмотря на то, что порой эти самые люди разочаровывали и её.

- Ты прав, мой господин, он может пока не понять. Ему не хватает хитрости и… - она помолчала, подыскивая нужное слово. – И гибкости. В своей юности он всё ещё мыслит черным и белым. И лишь недавно начал задумываться, что этих цветов не существует – они постоянно перетекают друг в друга, смешиваясь и вновь разделяясь. Ты утверждаешь, что Не Минцзюэ не сделает нам ничего плохого… А что касается Мэн Яо? Как ты считаешь, способен ли он сильнее навредить нам, чем он уже сделал? Ведь мы окажемся там, в его руках. А глава ордена Не вспыльчив… Под какой ложью тот человек сокрыл истинные причины своего визита в Огненный дворец?

Впрочем, сейчас в руках госпожи Цзинь были лишь догадки и опасения – и ничего, что могло бы дать ответ на вопрос, как ей защитить свою семью. За этими ответами следовало ехать в Нечистую Юдоль… Прикосновения супруга заставили её прикрыть глаза и улыбнуться:

- Я знаю, Гуаншань, - сказала она тихо. Небеса послали супругу много женщин, что уж говорить. – До весны ещё есть время обо всем подумать. Может быть боги в своей милости пошлют нам ещё что-нибудь, что мы сможем обратить в свою пользу. А пока – только мир, который нас держит, и есть в наших руках. Как моя в твоей и твоя в моей, - она перехватила руку, что гладила её по щеке и прикоснулась губами к основанию ладони. – Больше ведь ты не успел сотворить ничего, о чем я бы не хотела узнать из чужих уст? Вы не ссорились с А-Сюанем снова?

Вопросов было намного больше, чем ответов. И, к сожалению, их все придется искать в Нечистой Юдоли, являясь на глаза тем, кто не хочет тебя видеть. И улыбаясь тому, кто с удовольствием бы отвернулся, но не сможет.

- Прости меня, мой господин, я дала тебе много пищи для нерадостных размышлений. Быть может всё ещё обернется благополучно, и наши переживания окажутся для нас поводом для улыбок, - они оба знали, что её слова сейчас звучат очень хлипким утешением, но какой толк в унынии, если для действий ещё не пришло время. – Всему свой час, мой дорогой, и мне приятно думать, что война пройдет мимо, не коснувшись нас даже краешком крыла. И уже скоро мы будем готовить свадьбу нашего сына. Я сделаю все, что будет в моих силах, мой господин, ведь я хочу увидеть, как Ланьлин откроет свои ворота для радости.

Ответ на второй вопрос, а, точнее его отсутствие, заставил госпожу Цзинь серебристо рассмеяться:

- Ты говоришь почти как А-Сюань! Ну что же, не буду лезть в ваши дела, раз вы так тщательно оберегаете меня от них! Это ведь тоже мостик к взаимопониманию между вами, - и в своих словах она была уверена. Какая бы змея не пробежала между отцом и сыном, сейчас они пытаются стереть её следы без вмешательства деятельной и вездесущей супруги. Это радовало. – Ну что же… Мне оставить тебя с твоим вином? Или мое общество тебе ещё не наскучило? – глаза благородной супруги улыбались, а вопрос был задан совсем не из желания подловить. – Мы можем обсудить душевные переживания нашего сына – мне кажется, что мальчик влюблен и корит себя за неловкое расставание со своей будущей невестой.

Госпожа Цзинь просто не могла продолжать расковыривать аккуратными коготками душу и без того переживающего по множеству поводов супруга. У каждого человека должна быть хоть одна гавань, где он в разное время будет чувствовать себя защищенным. И если сейчас тонко стало в отношениях между кланами, то хотя бы внутри должно царить спокойствие. Потом, придет время, и они снова начнут с серьезными лицами отбирать друг у друга кипящий чайник, чтобы первым запустить в стену во время очередного скандала...

Госпожа Цзинь, не спрашивая разрешения, опустилась на колено супруга, погладив его по голове. Не уронит же? И улыбнулась:

- Наш сын перенял это качество от своего отца, мой господин, - лукаво произнесла она. - Ещё младенцем он тянул свои руки за каждой увиденной игрушкой, но стоило у него убрать хоть одну - непременно требовал именно её. Надеюсь, он это перерастет. Когда вы будете встречаться с главой ордена Цзян, могу ли я попросить тебя передать супруге Цзян Фэньмяня мои искренние пожелания здоровья и благополучия? Пусть её дети и вернулись домой, я не сомневаюсь, что сердце её также не на месте. И предчувствует беду. И я буду ждать от тебя вестей, мой господин. И тебя самого.

От прикосновения горячих губ по всему телу разлился долгий звон, и собственный удивленный вздох от внезапной смены положения, зазвучал уже по-другому. Благородная супруга потерялась: вот только что все было на месте, и как-то отсчитывались каплями мгновения её жизни, одна за другой, и в одну из них она оказалась прижата к горячему – даже через ткань можно было догадаться – телу её господина. И время остановилось. А потом снова пошло, побежало, понеслось… как обратный отсчет.

Поцелуй из обжигающего перетек в нежный, чтобы снова накрыть опьяняющей волной из вина, почему-то корицы и странной ледяной свежести – ароматы супруга, которые она любила вдыхать полной грудью. Пусть и не всегда признавалась себе в этом вслух. Она улыбнулась, вдыхая воздух, и едва касаясь провела кончиками пальцев по губам Гуаншаня, очерчивая изгибы:

- Твои мысли снова завели нас не туда, - продолжая улыбаться и гладить его по лицу, произнесла она. – Неужели ты снова решил бросить вызов приличиям, мой господин?

- И кого мы этим обманем? – она ахнула, когда по подушечке пальца прошелся влажный язык, рука дрогнула – палец чуть задел кромку белоснежных зубов. И прильнула ближе, позволяя завлечь себя в следующий, кипящий поцелуй. Было в этом что-то из той утраченной молодости, словно они прячутся за портьерой, как за кулисами дешевого спектакля скрывается парочка влюбленных актеров, которым приходится играть врагов. Ужасно неприлично. И…

- Ужасно нравится, - рассмеялась она в ответ. – На смену грозе пришел лесной пожар…

А ещё она почему-то не сомневалась, что стоит им остановиться – и волшебство спадет, рассеется дымкой под лучами рассветного солнца. И осядет на душе очередной горечью не случившегося. А пока горячее пульсирующее солнце скользнула из груди вниз и теперь жарко билось в одной-единственной точке, словно кровь в открытой ране. И от каждого тесного прикосновения в эту рану било молнией, растекалось по звенящим нервам чуть ли не болезненное, сладкое ощущение.

- Не нужно никуда уходить, мой господин, - ладонь скользнула под ворот ханьфу, пальцы вонзились коготками в плечи, удерживая. – Но придется вести себя тихо.

-…что на весеннем ветерке росою окроплен, - прошептала она в ответ у самого уха, задевая губами нежную кожу так близко к бьющейся жилке. Зеркалом повторяя чуть более ранний жест её господина.

Супруг сам отдает ей право вести, лишь направляя и обводя пальцами знаки, что выведет на снежно-чистейшем листе её собственная кисть. Повторяя, добавляя красок, наливая кровью… оживляя. Госпожа Цзинь приподнялась, опираясь ладонью на грудь господина, сама ослабила завязки пояса, чтобы плотно обхватывающая ткань не мешала сесть ближе. Так, чтобы ощущать биение чужого сердца не только под ладонью. Но и там, где сейчас, сквозь слои ткани, солнечными молоточками стучала и её собственная кровь. И качнулась лодочкой, скользя по шелку, чуть вздрагивая, когда очередное движение заставляло испытывать удовольствие, сродни острой боли. Но только боли не было даже и близко…

- Летит он с облачных высот сквозь горный лес… - шепнула она снова, когда склонилась обратно к губам. Коротко зазвенели кисточки шпилек, красочный мир стал размытым. Неловкие, робкие движения, направляющая рука, шорох сминаемой и снимаемой ткани, которая сейчас так не нужна. И чужое сердце начинает биться внутри, со стоном, скользнувшим по чужим губам. Скользящим в шелесте шелка, плавных движений, хрупкой лодочки, что вот-вот снесет ураган и разобьет в щепки о скалу, - И кажется… то Млечный Путь… упал с небес…

От горячего биения крови внутри тело расплывалось как горячий воск. Ладони скользили по груди сами собой, исступленно сжимая ткань, притягивая к себе, лихорадочно нашли многострадальное плечо и снова впились коготками. Взгляд фокусировался с трудом – словно это она сама выпила несколько кувшинчиков с вином и теперь не знает, куда же ей посмотреть. Губы были приоткрыты, из них легкими лоскутами вырывалось рваное дыхание.

Ей было хорошо.

Горячий хмель достиг самого пика, она вздрогнула, словно сделала шаг вниз – а ступеньки не оказалось. Глаза госпожи Цзинь изумленно распахнулись, как каждый раз, когда звоном задрожал каждый нерв. А потом ещё раз, и ещё – невидимые и такие теплые и родные пальцы перебирали самые тонкие струны. И стало слишком жарко, чтобы даже дышать.

- Ах! - тихонько вскрикнула она, забившись в чужих ладонях. Хорошо, правильно и хорошо. И так неприлично… Следовало привести себя в порядок, следовало проверить, не взбудоражены ли странными отзвуками слуги, следовало… - Мой господин, - прошептала она пересохшими губами, - я бы выпила ещё вина.

Она ещё не была готова покинуть комнату супруга.

То, что благородный супруг будет столь щедр на ласки, оказалось для госпожи Цзинь приятным дополнением к уже полученной радости. Нежные пальцы, прикосновения которых не осыпят и пыльцу с крыльев бабочки, лепестки цветов, колышущиеся от дуновения ветерка, ласковые слова обволакивающим шепотом. Уже не стихи, они скорее были похожи на песнь сердца - все слилось воедино. И все было так сладко и ласково, что она даже не заметила, как во второй раз подошла к самому краешку теплого, мягкого моря. Уже не лодочка, щепки которой не найти, нет. Объятия приняли её, прижали к сердцу и вознесли к самим небесным чертогам. Пусть от такого полета в облака всё равно требовалось отдышаться, не убирая с губ хмельной улыбки.

- Мой господин, - ответила она эхом, прежде чем собраться и всё же навести порядок в одежде. Сладко.

Оказавшись снова на коленях у супруга, она доверчиво прильнула к его груди и приняла чашечку - вино должно было утолить жажду от любовного сражения даже лучше чая или воды.

- Благодарю тебя, - произнесла она, сделав глоток. - Порой и в бесстыдстве есть своя прелесть. Спонтанность и покорность собственным желаниям... Кажется я начну смаковать такие моменты как хороший чай. Как думаешь, наш сын испытывал что-то подобное?

Госпожа Цзинь хмыкнула в ответ: значит, про то, что А-Сюань встретил не только друга, но и девочку, что приглянулась его сердцу, сын не сказал. Что ж, значит, и благородная супруга не станет вскрывать этот сундучок, ведь прошло немало времени. Именно поэтому намек супруга на связь между музыкой и бродяжкой для неё прошел мимо:

- Я слышала про бродяжку, - кивнула она в благодарность за вино. - А-Сюань научился очень многому от этого знакомства, мой господин. И главным, на мой взгляд, было то, наш сын осознал цену свободы, которую мы платим. Нельзя бегать наперегонки с ветром весь день, чтобы к вечеру, устав от развлечений, вернуться во дворец. Это знание далось ему нелегко, но он достойно принял его. А-Сюань вспыльчив, но у него верный стержень внутри, который невозможно согнуть. Я надеюсь, что с девой Цзян он обретет гармонию и счастье.

Она помолчала ещё пару ударов сердца, припоминая, о чем они говорили, прежде чем их вихрем закрутило безумие. Встреча с главой ордена Цзян...

- Когда вы отправитесь на встречу... Будет ли там ещё и сын Цзян Фэньмяня? Мальчики не должны дружить между собой, но, боюсь, между ними проскользнула змея. Конечно, скандал с расторжением помолвки никак не мог стереть от неё след, но, быть может, ты понаблюдаешь за ними? Насколько всё грустно?