- Счастье А-Лань? - переспросила она, будто не была уверена в услышанном. - По-твоему быть... ох, мне сложно произнести это вслух, но делать нечего. Быть любовницей главы клана Не, не имея возможности никогда стать его женой - это счастье? Постоянно быть без чести? Ведь она не сможет выйти за него замуж, потому что она не чья-то там вдова, а его собственного родного брата. А значит, уже является родственницей. Но и пусть даже так... Но уважаемый глава Ордена Не не произвел на меня впечатление человека, который может быть под влиянием нашей девочки. Она бесконечно умна, но ей ещё так мало лет, в одиночестве она не справится с возложенной тобой на неё ношей. И я не сомневаюсь, что нравственность для неё не пустой звук. Я понимаю, что ты не заберешь её обратно домой, но давай тогда вместе подумаем, как мы можем ей помочь. Она ведь не отрезанный ломоть, а всё ещё член нашей семьи.

Госпожа Цзинь помолчала некоторое время, её лицо из обеспокоенно-нахмуренного разгладилось, на губах заиграла змеиная улыбка. Взгляд огладил лицо мужа, словно она выбирала, в какое именно место вцепиться. Слова благородного супруга задели сильнее, чем она ожидала даже для себя:

- Правильно ли я поняла из твоих слов, мой драгоценный, что личное счастье замужней женщины важнее всего? И если вдруг моему сердцу приглянется кто-нибудь, то ты не будешь осуждать меня за сердечную склонность и разделенное ложе? Или подобное позволено лишь тебе и Жилань? Подумай, прежде чем ответить, мой дорогой, от твоего ответа зависит даже воздух в нашем доме.

О нет, руки госпожи Цзинь были холодны и не дрожали. Да и взволнованной она не выглядела – всё тот же ядовито-змеиный взгляд смотрел в ответ, ввинчиваясь тонкой иглой. Тот факт, что благородный супруг проигнорировал её вопрос, говорил, как всегда, о многом. В его понимании уход от ответа был попыткой одарить возможностью сохранить лицо, однако же госпожа Цзинь предполагала, что на самом деле ответа у него просто не было. Негласные правила о том, что невысказанное не существует, супруг нарушал каждый день через своих многочисленных бастардов, что то тут, то там мелькали на лестницах дворца. И супруга терпела, пока они напрямую не угрожали ей собственному сыну. Однако же делать вид даже для мужа, что она не понимает степени наносимого ей оскорбления бесконечно?.. Кажется, у них только-только получалось выстроить разговор без взаимной горечи обид, напрямую, построить на обломках что-то новое. Но супруг промолчал. И это молчание было громче, чем любые слова.

Чашечка с чаем была принята, пальцы сжались на тонком фарфоре, согреваясь. Госпожа Цзинь благодарно кивнула и улыбнулась достаточно холодно:

- Благодарю, мой друг, чай всегда помогает справиться с волнением. Жаль, что нет такого чая, который бы помог заткнуть шепотки тех, кто смотрит в глаза людям, а видит в них твои. Твое сердце большое, и способно вместить многих, мой дорогой, я уверена, что мне стоит многому у тебя поучиться. Как и нашему сыну. Дети всегда смотрят на родителей и невольно так или иначе, но повторяют их судьбу. Значит и родители не должны подавать противоположные примеры, ведь иначе не будет в семье лада, - чашечка опустела, госпожа Цзинь подчеркнуто медленно поставила её на стол, перевернув донышком вверх. – В какие новости ты ещё хотел меня посвятить? Это ведь далеко не всё, что следовало бы обсудить, мой драгоценный супруг.

Ответный вздох Цзинь Сяоли был не менее тяжелым. Тревоги, печали и обиды сплелись сейчас в один колючий комок, который стоял в горле и мешал дышать. И не проглотишь - намертво вцепился в нежную кожу - и обратно не выдохнешь с кровавыми цветами. Он был всегда, но в такие моменты начинал чувствоваться особенно. Цзинь Гуаншань не дал возможности продолжить беседу о делах, подчеркнув и так известные вещи. Ссоры между супругами за закрытой дверью никак и никогда не должны повлиять на то, что происходит в клане и во дворце. И госпожа Цзинь неуклонно соблюдала этот уговор.

- Мои упреки ничего не изменят, - сказала она ровно. - Но я сама подниму интересующую меня тему, мой супруг, чтобы между нами не осталось недомолвок. Помни, что мое уважение к тебе так же незыблемо, как и преданность нашему Ордену. - она улыбнулась уголками губ и спокойно спросила: - Я надеюсь, что вопрос присутствия в нашем клане Мэн Яо раз и навсегда был исчерпан словами нашего сына. И ты не нарушишь данное мне обещание. Потому что это уже будет удар, нанесенный тобой лично мне, - она подняла чайник, полный горячего чая, и стала удерживать его над полом. - Смотри, как это будет, мой дорогой. Если я разожму пальцы, он разобьется. А потом я прикажу сложить осколки обратно и смотать веревкой. Чайник будет тем же, но вода больше никогда не удержится в тонкостенном фарфоре. Потому что клея не станет. Ты подарил мне величайшую радость в моей жизни - нашего сына - и я не хочу разжимать пальцы, мой дорогой.

Рука с чайником не дрожала, госпожа Цзинь продолжала ровно и спокойно смотреть на собственного супруга. Сейчас было не время эмоций - женщина со слезами на глазах однозначно воспринимается любым мужчиной слабой. А со слабыми не считаются. Интересно, что чувствовала госпожа Юй, когда её супруг привел в дом сына от женщины, которую любил?..

Госпожа Цзинь кивнула, успокоенная тем, что хотя бы этот камушек больше не будет мешать при ходьбе. И перехватила руку супруга за запястье, когда он отдернулся:

- Благодарю тебя, Гуаншань. Пожалуйста, помни, что мое желание вызвано не только обидой, но и тревогой за вашу дружбу с А-Сюанем. Я думаю, что Мэн Яо хороший человек, но есть много мест, где хорошие люди могут найти себя. И много наград, которыми их можно одарить, если они того заслужат, - ладонь жены мягко потянула на себя и положила сверху на ту же ручку чайника. - Вот так. Он стал тяжелым, а вдвоем держать и держаться легче, мой супруг.

По поводу предложения мужа уехать в ЦинХэ, куда её уже однажды в довольно прямой манере не допустил глава ордена Не, она чуть сжала губы и помедлила с ответом, подбирая нужные слова.

- Я повинуюсь решению своего супруга, - наклон головы и снова прямая шея. - А-Лань получит от меня поддержку и заботу в это тяжелое время. Господин Не Минцзюэ человек прямой и яркий и уважает в людях те же качества. Будет ли ещё что-то, чем помогло бы супругу мое пребывание в гостях у племянницы?

Там, где начиналась война, женщины умолкали, полностью передавая свою жизнь и судьбу в руки мужчин. Нет, конечно, были и заклинательницы, которые выступали наравне, и целительницы, что спасали жизни. И те, кто волею судеб на войну попал. Драгоценный супруг упоминал, что Цин Хэ одновременно и самое безопасное, но ещё и опасное место во всей Поднебесной, ведь именно туда будет скорее всего направлено острие гнева Вэнь Жоханя. Что же, он мудр и знает, что делает.

- Ты сделал многое, заключив союз между кланами Цзинь и Не, мой господин, - произнесла она. – Полагаю, что вопросы военного союза – лишь формальность, но я попытаюсь что-либо сделать. Женщины не договариваются о войне, - сказала она прописную истину, - но я постараюсь сгладить возможные неровности. Скажи мне, есть ли подводные камни, которые могут оголиться? Я не могу знать, как и куда мне обратить внимание, если не вижу всей картины. Может ли что-то навлечь на нас неудовольствие главы ордена Не?

Она внимательно посмотрела в глаза супруга, словно желала увидеть там ответы. Не Минцзюэ человек резкий, многое может пойти прахом из-за этой его черты.

- А-Сюань должен и займет место, соответствующее его статусу, - ровно и спокойно ответила она. – Не смотря на то, что сердце мое будет обливаться слезами беспокойства, в этом я не скажу ни слова поперек твоих. Напротив, прятать наследника от войны – значит признать его слабость перед всеми кланами, что недопустимо. И неправда.

Госпожа Цзинь медленно кивнула, отслеживая, как изменилось лицо супруга. Значит, что-то всё-таки там было... что-то очень нехорошее, и супруг ожидает, что правда может отлиться ядовитыми слезами.

- Я помню, мой господин, - сказала она. - Свадьба действительно была крайне поспешной, что ещё тогда удивило меня. Я говорила себе, что это было желанием супругов, чья молодость сама подталкивала их в спину навстречу друг другу. Но теперь мне непонятно, ведь глава ордена Не уже подтвердил этот брак. А что в союзе также было замешано спасение господина Не... ты убил двух фазанов одним выстрелом - разве это может быть плохо?

Драгоценный супруг продолжал нервничать. Кажется, она спрашивает не о том. Высказанные им причины никак не могли быть опасными - ведь действительно, Не Минцзюэ уже согласился. И забрал Цзинь Жилань к себе в резиденцию.

- То, что ты не стал оттягивать неизбежное, могло сказаться лишь на его представлениях о приличии, ведь не подобает нам вести себя на поводу у страстей подобно обычному люду, - она не удержалась и провела взглядом по скуле Гуаншаня, сбривая невидимые волоски. - Знает. Но это ведь ещё не все, не правда ли? Или остальные причины не столь значительны, в отличие от спасения жизни твоего союзника в обмен на свадьбу?

О том, что союзы между кланами заключаются через помолвки и свадьбы, госпожа Цзинь знала и без того. Иногда из подобных расчетов действительно выходило что-то красивое, но чаще – постылые друг другу супруги, которых если и держал вместе, то долг и общие дети. Потому и дружба между женщинами была пропитана пониманием и тоской по несбыточному…

- Не секрет, мой господин. Ты поступил мудро, сделав все, чтобы попытаться избежать войны. Но любое движение к миру всегда идет навстречу друг другу…

А вот что было дальше произнесено вслух… Госпожа Цзинь даже не успела ухватиться за мысль, не подслушивает ли их кто – уши слуг порой опаснее глаз шпионов. Она в ужасе прижала к губам пальцы, стараясь сдержать резко накатившую дурноту. Драгоценный супруг сделал… что?!

Она не помнила, как оказалась на другой стороне беседки – лишь лицо супруга, только что такое далекое, оказалось вдруг прямо перед её глазами. Длинные, ухоженные ногти впились в шею Гуаншаня, а пальцы дрожали:

- Ты сделал… ЧТО?! – уже было плевать, услышат её вскрик или нет. Ужас от услышанной мерзости сейчас перевешивал. Отдать девочку за обрезанного рукава, узнать об этом и всё равно настаивать на помолвке – это полдела, союз с Цин Хэ важнее отдельной жизни племянницы. Но остальное… - Я не могу поверить, что ты решился на подобное! Ты… ты возлег с ними?! С… с тем обрезанным рукавом и… - пальцы сжались сильнее, кончики ощущали бешеный пульс супруга под тонкой кожей. – Или… о, великие боги, ты возлег с ней?! И теперь сын и наследник ордена Не – это на самом деле твой сын?!

И было совершенно неизвестно, что из этого хуже: то, что супруг предался южным радостям во имя долга, и, узнай об этом Не Минцзюэ, гнев его будет велик. Все равно что узнать, что с её собственным сыном что-то подобное сотворил другой мужчина! Или вторая догадка, что они обманом попытаются и уже попытались сделать наследником ордена ребенка, в которой нет ни капли крови ордена Не. И то и то обещало войну, но уже совсем не с Вэнь Жоханем.

Она разжала пальцы и с размаху ударила Гуаншаня полой рукава:

- Ты хоть понимаешь, чем это нам грозит?! Глава клана Не не тот человек, который будет прислушиваться к доводам разума! И самое наименьшее, что он может сделать – это отказаться от любого союза с нами! Если он узнает… если он узнает! Если ему скажет Жилань, которая решит таким образом досадить немощному супругу и приблизиться к тому, кто ей люб?! Скажи мне… скажи, что ты сделал все, чтобы эта мерзость никогда не покинула той спальни! Скажи, что Не Хуайсан никогда об этом не расскажет! Никому! Дай мне хоть какую-нибудь надежду, что нас не убьют вместе с А-Сюанем, когда мы приедем в Цин Хэ договариваться о помощи, чтобы наш Орден не стерли с лица земли!

Облегчение от услышанного было кратким: хоть здесь получилось, что обман главы ордена Не не лежит на плечах её мужа. И низкая, кровосмесительная связь с племянницей была лишь плодом её разыгравшегося воображения… Но на смену пришло другое. Значит, первая догадка была верной! И муж… её муж возлег с…

- Да как тебе не было стыдно! – она замахнулась ещё раз, но уже не рукавом, а ладонью. Не успей Гуаншань перехватить руку – ходить ему с отпечатком её аккуратной ладони прямо на лице. – Ты! Заставил обманом бедного мальчика жениться, сыграл на самых важных чувствах, которые только могут быть у человека – любви к родственнику! И сотворил такую мерзость?! Откуда ты знаешь, что этот ребенок сказал тебе правду?! Откуда тебе вообще известно, что он не пытался таким образом оттянуть важное – и не спорь со мной! – важное событие в его жизни! Он рос всю жизнь только с мужчинами – несложно предположить, что он мог и обмануться! А ты!

Как и всегда, когда речь касалась детей – и в данном случае было не важно, её собственный А-Сюань это или кто-то, кто тоже годился ей в сыновья – госпожа Цзинь превращалась в страшное. И уж тут даже шипение и злой взгляд благородного супруга не остановили её, а напротив, разожгли ещё больше ярости.

- Тайну! Конечно он будет хранить тайну! О том, как его… как его… - воздуха не хватало, алая пелена занавесью стояла перед глазами. – Как ты посмел! Я надеюсь, что никто и никогда не узнает об этом! О том, что единственная ночь, полная сокровенных тайн, перед отправкой его в этот ужасающий лагерь, где он и погиб, была отравлена тобой! – и она замахнулась снова.

- Это иногда мне кажется, что это тебе семнадцать лет! – благородная супруга смотрела яростно, но пощечин больше не последовало. Только грудь вздымалась под золотистыми одеяниями, а взгляд то и дело цеплял распускающиеся алые цветы на щеках супруга. – Он же ровесник нашего сына! И ты утверждаешь, что он, оставшийся совсем один на чужой территории, мог знать, чего он хочет?! Что он, этот мальчик, мог обдурить и обманом вынудить тебя провести с ним ночь?! И ты… и ты… и у тебя все… Ох…

Она прищурилась, вглядываясь в лицо драгоценного супруга, и видя в нем отражение собственной стыдной, но очень яркой эмоции. Смехом пролетела мысль, что это первый раз за множество лет, когда они оба испытывают друг к другу что-то одинаковое и очень сильное.

- Как ты посмел?.. – справедливые и несправедливые обвинения заканчивались, тем более, что госпоже Цзинь теперь не могло прийти и в голову, как можно что-нибудь исправить. А-Лань ничего не помнит, А-Сан погиб… Господину Не никогда не нужно узнать эту отвратительную правду, ведь это может омрачить его светлую память о младшем брате. И бросить тень на отношение к наследнику, а ведь ребенок уж точно ни в чем не виноват. Особенно в том, как именно он был зачат. – Ты уверен, что правда не выплывет наружу? Что никто, кроме нас и А-Лань не знает об этом? Потому что иначе я не верю, что наша поездка в Цин Хэ увенчается хоть каким-нибудь успехом. Я, к моему сожалению, не знаю слабостей этого мужчины, мы слишком мало общались.

Драгоценный супруг вовремя отвлекся от отвлеченного созерцания собственной жены, как будто увидел её впервые. Иначе в горло ему бы уже уперся ноготь с намерением приподнять голову. Глаза находятся выше. Цзинь Сяоли улыбнулась и кивнула:

- Надеюсь на твою уверенность, мой дорогой. Безусловно ты был прав, что поделился со мной этим, а мой гнев не слишком тебя расстроил, - сказала она чуть насмешливо. Отклик на эмоции со стороны Гуаншаня был любым, кроме расстройства. Такой уж он, её драгоценный супруг. – Расскажи мне о главе ордена Не: что может слабая женщина сделать, чтобы поступки этого мудрого человека таковыми и оставались? Что до твоей вины… - палец все-таки скользнул по шее, прохладная ладонь погладила кипящую алую щеку. – Подумай сам. И не ссорьтесь с А-Сюанем, сейчас ему нужен дом, а не новое поле боя.

От жеста, оглушительного в своей ласковой непристойности, у госпожи Цзинь слегка охрип голос. Столь неожиданный переход от взаимных оскорблений к чему-то, о чем можно было уже позабыть, окрасило и её собственные скулы отблесками рассветной зари.

- Счастье редко посещает наш дом, мой дорогой, мы должны радоваться каждому моменту, - согласно кивнула она, не желая оскорбить супруга высвобождением руки. - Что же значит для тебя юность, Гуаншань? Какие картины встают перед твоими глазами?

Разговоры о важном откладывались, и это было правильно - незачем пытаться собрать весь рассыпанный рис, пока в мешке зияли прорехи. Грустная, неприятная правда вскрылась - и теперь лишь её рука в чужой ладони являла собой потертую, натянутую ниточку, что сейчас связывала её и супруга.

- Моя юность, как и настоящее, остается в руках твоих и нашего сына. И сейчас я чувствую их тепло, хоть ты и расстроил меня, мой супруг.

- Тебе было полезно остудиться, мой дорогой, - улыбнулась она, вспоминая. То, как драгоценный супруг перестарался с празднованием настолько, что, как ей показалось, с пьяных глаз спутал её с одной из своих наложниц, и послужило побуждением к действию. К счастью, на улице было тепло, а Гуаншань проявил незаурядные способности к плаванью.

Поцелуй уголечком обжег губы, весьма бесстыдный в своей откровенности – беседка просматривалась с разных сторон сада, и слуги уже наверняка удивленно смотрят на необычную картину. Особенно после недавних криков… Тонкие пальцы скользнули вглубь длинного рукава, обежали кругом запястье, затем выше, огладили локоть. Госпожа Цзинь провела языком по губам, забирая себе подаренный поцелуй, и лукаво прищурилась:

- Полагаю, длина твоих рукавов всё ещё достаточна для того, чтобы пригласить меня в свои покои? – пусть это и был не совсем долг супруги, но отказаться она не могла. И, может быть, не хотела. Переход был слишком резким, а обида на поступки супруга все ещё давила в груди. Ну как так?.. 

Госпожа Цзинь не убрала руку - лишь пальцы сжались сильнее, когда раскаленный уголек, что ещё был на губах, теперь начал жечь шею. Какое забытое чувство...

- Как видишь, ты справляешься с этим и без моей помощи, - охрипшим голосом произнесла она на ухо.

А потом улыбнулась в ответ на предложение и глубоко выдохнула, еле заметно вздрогнув в чужих руках:

- То, что ты предлагаешь, мой дорогой супруг, пристало шептать на ухо служанке, - произнесла она в ответ. Говорить о том, что предложение отдалось в кончиках пальцев волнительной дрожью, она не стала. А то и вправду подхватит на руки и унесет - и помоги боги тем, кто увидит подобное и не сотрет это сразу из памяти. - И пусть мне сейчас хочется согласиться, но я соглашусь с другим твоим предложением. Пристойным. Которое прозвучит как прийти вечером в твои покои, супруг. Если, конечно, твоя страсть не будет утолена кем-то другим до того времени.

- Моя милость всегда с тобой, мой господин, - повторила она через пару мгновений, которые ей потребовались, чтобы выровнять дыхание. Мысль о том, что сейчас она пойдет умываться водой со льдом, чтобы скрыть румянец как у простолюдинки, была все более реальна.

Её супруг поступил мудро, не поддавшись сиюминутному желанию, и за это она была ему благодарна. Неприличная картина стала бы ещё более неприличной: супруг, несущий жену в собственные покои. А если бы она ещё и попыталась вырваться, напоминая о правилах поведения… Какой позор. Взгляд упал на руки Гуаншаня, в которые она, поддавшись порыву, вложила свои ладони: война принесла не только зло. Но и напоминание о том, что время ссор может и не смениться временем мира и любви. Одна надежда на то, что сегодняшний день… и ночь не будут последними. Но точно запомнятся.

- Вечером, - повторила она, чуть сжав пальцы, а потом медленно вышла из беседки, надеясь, что не встретит ни единого любопытно-удивленного лица на своем пути.