Пальцы в последний раз прошлись по волосам, коснулись висков и затылка, рассылая толпу мурашек по позвоночнику, и больше не было повода думать о том, какие у нее губы. Нужно было подмести полы и разжечь хворост в жаровне.
Цзысюань согласно кивнул, разрывая зрительный контакт, и как только стало можно, запустил пальцы в обрезанные пряди, пытаясь на ощупь определить длину, которая осталась. Голове теперь было непривычно легко, шею кололо, и к горлу подступило от жалости к себе. Цзысюань трудно сглотнул, быстро заморгал, одновременно с этим поднимаясь на ноги.

-Да, конечно, я сейчас все сделаю.
И можно было бы предложить деве Цзян кипяченой воды вместо чая… Но, Цзысюань не торопился заниматься жаровней, а замер на месте, вновь поднимая руку и ощупывая свою новую прическу, взлохмачивая волосы у корней. 

-Дева Цзян. Молодая госпожа Янли, скажите, совсем… страшно, и в приличном обществе нельзя появляться?

Цзысюаню увиденное в отражении зеркальца не понравилось. Остриженный, глаза красные, воспаленные, жирно блестящий от заживляющей мази ожог на щеке, подпаленные брови. Он был похож на восставшего призрака погорельца.
Молча отложил зеркальце в сторону стеклом вниз, стараясь держать лицо, и в сухую проигрывая это сражение с самим собой.
Его аж перекашивало от бессильной злости и безысходности, пока он пытался убедить себя, что все не так плохо. Да, волосы растут. Но когда еще, черт возьми, они вырастут до прежней длины.
Добрая Янли просто пыталась его подбодрить. А на самом деле ему еще долго ходить самым настоящим уродом.

-Нужно раздобыть мне крестьянское платье, и могу хоть в Огненный дворец свободно пройти, - он криво улыбнулся, - никто не признает во мне наследника Ланьлин Цзинь. Будет безопаснее бежать.

Стоило Янли сказать про побег, и перед мысленным взором Цзысюаня предстала яркая картинка, как он возвращается домой, в Башню Золотого Цилиня, в родной орден, и предстает перед отцом в парадном зале. Остриженный. На мгновение от затопившего его чувства отчаяния и стыдного осуждения, читаемого в глазах отца, ему захотелось не участвовать в побеге и зиму провести в лагере.

-Прошу вас, не извиняйтесь, дева Цзян, - откликнулся он мертвым голосом, - вашей вины здесь нет ни капли. Вы лишь помогаете и поддерживаете.

Он занялся жаровней, зажег еще одну лампу, добавляя света, и поправил одеяла на Чжигане. Прислушался к дыханию. К тому моменту как Янли собрала его волосы, Цзысюань достал со дна сундука, придвинутого к стене, листы бумаги. На одном из них была почти до конца нарисованная карта.
Он разложил заготовки на низком столике и протянул девушке чернильницу и кисть.

-Вот тут надо указать места, где нас должны встретить люди отца, и дорисовать русло реки.

Янли задела его пальцами и слишком откровенно смутилась этого случайного касания. Цзысюань сделал вид, что ничего не произошло.
На листе была нарисована схематичная карта владений Цишань Вэнь, граничащих с Юнмэн Цзян. Лагерь по середине, лес, расходящиеся от него дороги, ведущие до Безночного города, и в противоположные стороны – в предгорье в сторону деревни Тайян Цзяо, и до храма в котором раньше обитали призраки влюбленных. Тщательно прорисованный ручей, впадающий к востоку в реку Хуа, по которой можно было доплыть до города Аньи, а там дальше и до границы с землями Пристани Лотоса совсем не далеко.
Цзысюань склонился над картой, почти касаясь плечом Янли, и провел пальцем по руслу реки, указывая на первую деревушку, в которой их должны были ждать доверенные люди Гуаньшаня.

-Вот здесь, дева Цзян. И дальше, уже не на реке, а в стороне от нее. К тому времени придется бросить лодки, и идти пешком.

Янли оказалась почти вплотную, так близко, что если сдвинуться на цунь в сторону, заденешь. И Цзысюань замер, боясь пошевелиться. Прикосновение плеча к плечу можно было додумать.

От Янли пахло горьковатым запахом лекарственных трав и немного дымом благовоний, которые она, вероятно, вновь жгла в своей палатке. Цзысюань шумно вздохнул, ловя себя на мысли, что хочется уткнуться носом в шею, прикоснуться губами к бледной коже и попробовать языком на вкус.

-Да, с этой закончили. Теперь нужно срисовать с нее еще четыре. – Он неловко оттолкнулся от пола и встал на ноги. – Вам достаточно света? Можно зажечь еще лампу. Или, хотите, я дам вам бумагу, и вы дорисуете остальные карты у себя в палатке, завтра? Или когда будет время. Образец есть, и дальше можно не торопиться. Рисовать, когда вам будет удобнее.

-Об этом я не подумал, дева Цзян, - честно признался, когда девушка обратила его внимание на то, что лучше не разгуливать по лагерю со стопкой карт. Конечно, их всегда можно было спрятать в рукав, но... на этом у Цзысюаня закончились уважительный причины, почему она должна вернуться к себе в палатку, и оставить его сидеть в домике почти в одиночестве. Он кинул взгляд на ворох из одеял, на котором спал Чжиган, и пошел искать еще одну лампу. После беспорядка, устроенного другом, и наведенной уборки крайне сложно было что-то найти. Лампа-беглянка обнаружилась рядом со стопкой деревянных мисок в углу комнаты, и Цзысюань с видом победителя вернулся к столику. Поставил ее так, чтобы Янли было светлее и опустился рядом на колени. Как было приятно смотреть на прирученный огонь, дававший тепло и разгонявший тьму, скопившуюся по углам, а не обжигающий лицо невыносимым жаром.

-Вы быстро рисуете, дева Цзян. Такими темпами завтра не придется приходить...

Стоило отвести взгляд от огонька в лампе, и он тут же прикипел взглядом к розовым, чуть потрескавшимся губам девушки.

-Еще бы вы не устали!

Щеки девушки будто бы окунули в кипяток, и Цзысюань заволновался, что она не только устала за этот бесконечный вечер, но и сама заболела от перенапряжения, пока лечила то его, то Чжигана. Да еще и ведра с водой таскала тяжеленные.

-Я вас провожу, дева Цзян, - прикоснулся пальцами к плечу руки, в которой Янли держала кисточку. Молча и медленно повел ладонью вниз, к локтю, а потом и к запястью, угадывая пальцами очертания руки под слоями ткани, тихо выдохнул, когда коснулся, наконец, кожи запястья и забрал из тонких пальцев кисточку. Отложил на стол.

-Вы правы. Завтра все закончим. А сейчас пора отдыхать.

Поднялся на ноги и протянул Янли перемотанную ладонь, чтобы помочь девушке встать.

Янли качнулась, оказавшись почти вплотную, а Цзысюань, сам не понимая, как это происходит, вместо того, чтобы отойти, подался вперед, навстречу. Очень близко. Слишком. В ладонь девушки бухало сердце, выдавая творившийся в душе раздрай. Уж если лекари по пульсу могут определять любую болезнь, то Янли сейчас выпала возможность послушать напрямую заполошенно колотящееся сердце.
Цзысюань коснулся кончиками пальцев ее бедра, прослеживая боковой шов ханьфу, провел вверх легко, не надавливая, дошел до поясницы и скользнул ладонью за спину, вынуждая немного прогнуться и, словно бы приглашая в объятия и удерживая, пока затекшие ноги перестанут подводить свою хозяйку.

-Вы нехорошо себя чувствуете? – Спросил шепотом, вглядываясь в залитое румянцем лицо девушки. Голос был низкий, вибрирующий, все еще хриплый после горячего воздуха. Пальцами свободной руки погладил по щеке, задев большим пальцем мочку уха, а потом уже намеренно прикоснулся к нижней губе.

Ответ она произнесла так тихо, что было только слышно, как язык отлипает от неба. Не понятно, да и смысл сказанного все равно ускользал и был не важен, пока они стояли слишком близко, касаясь тем, чем по-хорошему им не стоило касаться.
Разрывая взгляд, он опустил ресницы, и теперь смотрел на разомкнутые губы Янли, окончательно залипнув, чувствуя, как губы зудят и покалывают, и так хотелось, наконец, чтобы их коснулись другие губы, вполне конкретные.

-Голова кружится? – Цзысюань наклонился еще ниже, обнимая Янли второй рукой, скользнув ладонью по ее спине, провел выше, нажимая по позвонкам на шее, и остановил на затылке,  заключая в объятия, так, что невозможно было уже отклониться, начни он ее целовать. 

– Слабость?

Секунда, две, пять – и ничего не происходило. Только их дыхание сталкивалось, заставляя плавиться, а пальцы на теле даже через слои одежды прожигали до кожи.

На пару коротких мгновений Янли буквально обмякла в его объятиях, позволяя подтянуть себя еще ближе, послушно поднимаясь на носочки, закрывая глаза, всем своим видом приглашая продолжить.
А потом словно пришла в себя.
Цзысюань решил, что сейчас она его оттолкнет, вывернется из крепких объятий и сбежит прочь, на улицу. Но, она продолжала стоять, не издавая ни звука, и будто бы в душу заглядывала этими своими глазищами.
Он легко тронул губами подбородок, щеку, кажется, не в силах не касаться и разжать руки, чтобы отпустить и перестать обнимать. Ладони жадно прошлись по худеньким лопаткам, спустились по бокам, очерчивая талию, и обратно наверх тем же маршрутом, изучая плавность изгибов.
Цзысюань наклонил голову еще сильнее, прижимаясь раскаленными губами сначала к шее девушки, а потом и вовсе поймал ртом мягкую мочку, прикусывая.

-Угу… вы вся горите… точно жар…, - трудно сглотнув, прошептал, утыкаясь носом в шею Янли и вдыхая ее запах.

-Я отнесу вас в палатку.

Вместо ответа Цзысюань шагнул назад, выпуская девушку из обьятий, но одновременно с этим движением накрывая пальцами ее ладошку, так и забытую на его груди. Словил за запястье.

-Конечно, вы устали. Это был бесконечный день. А вы столько всего сделали. И помогли мне.

Наклонил голову и прижался к запястью губами. Провел обжигающую линию до самых кончиков пальцев, а потом подхватил Янли на руки. Та показалась совсем легкой. Или же так воспринималась тяжесть живого и желанного тела девушки, которую хотелось не спускать с рук и целовать под влиянием мешанины эмоций, от благодарности за помощь до звенящей нежности и желания, которое еще будет раздуто из тлеющих углей до жаркого пламени.
Цзысюань пихнул бедром дверь, выходя на улицу и неловко закрыл ее за собой ногой. Поцелуи поцелуями, а выпускать тепло и морозить Чжигана было плохой идеей.
До палатки он нес Янли медленно, не торопясь, чтобы не споткнуться о что-нибудь в ночной темноте и позорно не свалиться.

-Мы пришли, - шепотом позвал ее, спуская с рук на землю и придерживая за локоть почти целомудренным жестом.

Он перестал обращать внимание на ее слова. По щекам девушки разливался румянец, слабый, нежный, будто бы наливающийся краской сливовый цвет, и она не стремилась отстраняться, будто бы продолжая выпрашивать ласку.
Говорить она могла, что угодно или молчать, но раз ее тело реагировало так, он готов был пропустить слова мимо ушей и забыть про приличия. Последней каплей стало почти приглашающее прикосновение пальцев к его коже в несмелой ласке.
Цзысюань вновь сделал шаг вперед, убирая последние крохи расстояния, разделяющие их с Янли, и резко наклонился, ловя пальцами за подбородок и находя губы губами.
Дорвавшись наконец, он целовал жадно, сминая, почти терзая губы поцелуем, легко прикусывая и вылизывая, не давая времени на размышления ни себе, ни ей, окончательно провалившись в сладкий дурман.