Сун Лань напрягся от неожиданного прикосновения. Он не любил, когда его касались другие люди, и из этого правила было всего одно исключение. Но и резко отталкивать от себя Сюэ Яна не стал, в конце концов, он решил быть вежливым и дружелюбным. Поэтому он, сделав вид, что не заметил, что на него опираются, аккуратно встал, чтобы продолжить чинить стены и потолок их палатки.
- Думаю, мудрей Лао понимал предел не как нечто ограничивающее, а как момент перехода из одного состояние в другое - инь - в ян, и наоборот, зимы в лето - вечный круговорот бытия, которое, хотя и кажется нам, ничтожным в своей смертности, потоком, на самом деле циклично. В этом и есть суть дао. Но опять же, тот, кто не следует своему пути, того поток ломает и поглощает. Это все можно воспринимать по-разному. Кто-то может назвать это безволием, а кто-то полетом. Ведь птица тоже доверяет воздушному потоку, паря в небесах. И разве она не свободна?
Сун Лань усмехнулся, тряхнув головой.
- Возможно, если судьба ударяет тебя головой в стену, это значит, что ты сошел с верного пути. Сложно все это. В монастыре мы часами читали мантры и сутры, работали, учились. Очищали сознание и дух. Там все истины древних казались правильными. Но жизнь за стенами монастыря сильно отличается, в чем у нас с Син Чэнем уже была возможность убедиться. Но тут я с другом соглашусь - если можешь делать этот мир лучше, значит, делай. Иначе, для чего нам даны наши силы.

Сюэ Ян, не особо заметив отсутствие опоры под рукой, продолжил слушать. И слушал он действительно не слова, а голос, поэтому мудрость Лао так и осталась для него недоступна. Зато слушать было очень приятно. Он даже не зевнул.

- Разве можно сделать лучше мир, если тебе самому в нем плохо? Сначала следует понять в первую очередь для себя, что такое хорошо. А потом уже делиться мудростью с миром. Ты же сам говоришь, что в монастыре вас учили одному, а в большом мире все совершенно иначе? Делать добро легко и приятно, когда тебе самому хорошо. А когда на душе грязь или тоска… - он с прищуром и легкой завистью посмотрел на взгляд, которым наградил друга Син Чэнь, - То не стоит и пытаться. Но я вас услышал… - он пружинисто поднялся с мешка, на котором сидел, и размял ноги, упираясь головой в свод палатки. Солнце закатилось, и время встречи приближалось. – Заходите, с вами дивно интересно разговаривать. А я пойду… может сапоги себе достану? – он подмигнул обоим и выбрался из палатки на улицу.

Сун Лань, задумавшись, слушал Сюэ Яна:
- Да, вы правы, мир совсем другой... но это не значит, что мне в нем плохо. Мудрые говоря, что наше сердце - это цветок лотоса. А знаете, почему? Потому, что лотос всегда остается чистым и прекрасным, из какой бы болотной грязи он рос. В этом я согласен с ними. Да, мир... не идеален, поток, который нас несет - не всегда хрустальная горная река, порой он напоминает  болотную запруду или даже  слив нечистот, но главное то, что у нас в сердце. Нужно дать бутону лотоса внутри нас раскрыться. И увидеть, как он прекрасен. Просто... люди разные. В ком-то свет этого внутреннего цветка виден сразу, - он улыбнувшись посмотрел на Син Чэня, - а кому-то, как мне, например, нужно прорастить его сквозь тину страстей и гордыни. Так что, я учусь, и смирению, в том числе. И покою. И чистоте.
Увидев, что Сюэ Ян собрался уходить, он поклонился:
- Спасибо за беседу. Надеюсь, я не очень утомил вас философией.

Когда их гость ушел, Сун Лань устало сел на пол палатки. Потер лицо руками. Дел был тяжелым и нервным, и не ясно, что их ожидает дальше.
Услышав вопрос Син Чэня, он задумался:
- Наверное, однозначным. Чтобы было понятно, где черное, а где белое. Так проще. А сейчас я вижу переходы и полутона. И, наверное, мне это нравится. А еще мне нравится, что в моем мире теперь есть ты.

- Я не знаю, что на это ответить. Однажды, пропалывая рисовое поле, мы с другими послушниками нашли гнездо. В нем были птенцы, живые и вполне себе здоровые, только очень голодные. Видимо, гнездо снесло ветром с дерева неподалеку. Мы были детьми, и, понятное дело, решили, что надо помочь. Один из мальчишек поймал пару жирный дождевых червей, чтобы скормить птенцам... но другие возмутились, что это убийство. Тогда мы потащили гнездо и червяков к настоятелю. Мол, как быть - спасти одни жизни и уничтожить другие, или же оставить в живых одних и смотреть, как умирают первые. Какой поступок будет хорошим, какой плохим? Тогда учитель сказал, что поступок, сам по себе, не плохой и не хороший. Он просто действие, как выпущенная стрела. А последствия его мы все равно не угадаем, на не сможем увидеть, до каких пределов дойдет рябь от брошенного в озеро камня. Надо просто доверять тому, куда тебя ведет путь. Не бывает меньшего или большего зла.  Не бывает и абсолютного добра. Вот, что он имел ввиду, наверное. Есть только выбор. Но все это очень сложно. Мы тогда испугались, отнесли птенцов туда, откуда взяли. И червяков рядом оставили, мол, как будет так будет. А утром гнезда не было. Я все еще хочу верить, что настоятель просто поднял его на дерево, пока мы не видели, но, скорее всего, птенцы стали ужином нашего монастырского кота. В целом, это для него было вполне себе добром. Это мы идиоты...

- Я пока не понял, что приводит людей к выбору в пользу зла. Честно. И не могу понять, как его можно совершать сознательно. Может, мы здесь как раз для того, чтобы понять это... Чтобы в сравнении увидеть в чем суть пути заклинателей, который мы выбрали. У нас есть силы... а значит, есть и ответственность. И, возможно, этот лагерь - шанс для нас учиться на чужих ошибках, а не только на своих. Время покажет.
Он снова вздохнул, устало потянулся.
- Может, попробуем хоть немного поспать? Подъем в 6, да и работы завтра будет много. И еще, Син Чэнь, по возможности, не пугай меня так больше... я знаю, что ты хотел помочь тому юноше, с мишенями. В этом лагере все не просто... И больше всего я не хочу, чтобы ты пострадал.

-Я не сержусь, сам сделаю тоже самое, ты же знаешь. Просто... я... очень боюсь за тебя.
Сун Лань смутился, не зная что сказать дальше. Лучше уж ещё поговорить о философии, её он понимал, а вот почему сердце начало так сильно колотиться - нет. Син Чэнь держал его за руку, он наверняка должен был почувствовать. Он тряхнул головой, привычно пряча за длинной чёлкой смущение. Собрался. Сжал руку Син Чэня в ответ. Смело и открыто посмотрел в глаза.
- Мы справимся. Всё это скоро закончится, и мы пойдём к морю.

Ли Юань вернулся через час или два после того, как окончательно стемнело.

Он осторожно и тихо вошел в палатку и немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Должно быть, его соседи уже спят.

Ли Юань чувствовал чудовищную усталость, а на сердце было неспокойно - то и дело вспоминались неловкие прикосновения Мэн Яо и то, как они лежали за навесами. Настоятель был прав - ему стоит уделять больше внимания контролю над телом. В последний год оно как взбесилось... И что самое неподобающее, желания вызывает любая близость, даже с мужчинами. Это уже совсем никуда не годится.

Когда глаза привыкли к темноте, Ли Юань увидел спящих новых знакомцев. Рот его беззвучно приоткрылся - спали они в обнимку, хотя особенного холода летней ночью не было. Мысли Ли Юаня заметались. Что это значит? И значит ли это что-нибудь? Может быть, в Байсюэ было так принято?.. Или они приблизились друг к другу случайно во сне...

Вечер выдался слишком непростым. Ли Юань решил, что лучше будет лечь спать и расстелил свое одеяло в другом углу палатки. Сон не шел, вспугнутый неблагопристойными мыслями, но в конце концов и веки Ли Юаня, отяжелев, сомкнулись.

Сун Лань открыл глаза, услышав шепот Син Чэня
- Доброе, - улыбнулся он, - ты давно встал, почему не разбудил сразу?
Нужно было встать, быстро умыться и идти по пути освоения новых знаний, или чему там их хотели обучить.
- Что у нас сегодня?

Когда они все-таки дошли до их палатки, Сун Лань осознал, насколько он, на самом деле, устал. От лагеря этого, работ, тренировок, от бессмысленной жестокости и издевательств наставников. Поэтому он просто стек на землю и на мгновение уткнулся лбом в колени, сгоняя этот идиотский приступ хандры и бессилия. Но, услышав голос Син Чэня, выпрямился, тряхнул головой, встал и пошел к их сумкам. Хорошо, в котелке было немного воды, еще раз попадаться кому-либо на глаза просто за то, что ходили на реку, не хотелось.
- Да, я сейчас все сделаю, ты... сядь, выдохни. Все закончилось, все хорошо, и тебе не за что просить прощения, ты ни в чем не виноват. Мы выбрались на реку вместе, и засиделись... просто потому, что нам там было хорошо, ведь так? А остальное не важно. Как же жалко, что такой хороший вечер обернулся кошмаром! Но, ничего, мы будем внимательнее и осторожнее. Давай, я посмотрю твои раны. Вода уже подогрелась...
Он осторожно протянул руки к ханьфу Син Чэня, на котором уже проступали следы крови. Сун Лань очень боялся, что после издевательств Чэнь Шу Ина его друг не позволит коснуться себя, он и так не особо привык, чтобы его трогали.. а этот...
- Иди ко мне, ну же... надо все промыть и наложить мазь.

- Не переживай, на мне все, как на собаке заживает, а по ногам вообще не сильно попало. А спину... вот, смотри, кровь уже не идет, наложишь мазь и все нормально будет, - кровь действительно остановилась давно. Сун Лань стянул с плеч ханьфу и повернулся к другу, - я не хочу, чтобы подобное повторялось... чтобы кто-то вот так обижал тебя... ты не думай, я понимаю, что мы выбрали опасный путь. И можем пострадать, сражаясь с тварями, или погибнуть, это другое. Унижение и издевательство - это мерзко. Хочешь, я напишу настоятелю, и он упросит орден Вэнь отпустить тебя? Ты же не из монастыря... зачем тебе терпеть все это.

Сун Лань потянулся через плечо и поймал руку Син Чэня, сжал. Голос, почему-то перестал слушаться, он постарался улыбнуться и сказал:
- Пропаду... кто еще будет бинтовать все ссадины и порезы, которыми наградят меня наши драгоценные наставники. Давай теперь я осмотрю тебя? - он встал, не выпуская руки Син Чэня, потянул его за собой, потом обернулся, и получилось так, что он дернул Син Чэня на себя, прижимая того к груди. Обнял за плечи, уткнулся носом в висок и тихо сказал:
- Я не прогоняю тебя, просто... просто я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Когда Син Чэнь был так близко, все тревоги отступали. Можно было так стоять вечно...  Почувствовав прикосновение губ к свой щеке, Сун Лань сильнее обнял Син Чэня, потом вздрогнул, сообразив, что тому наверняка больно - порезы и след от кнута кровоточили. Он разжал руки, потянулся к воротнику его ханьфу.
- Давай теперь я все-таки посмотрю, что с тобой. Ты хороший учитель, все объяснил, как обрабатывать. И, действительно, завтра лучше попросить, чтобы тебя осмотрел нормальный врач, а не я...

Сун Лань взял тряпицу, смоченную отваром, и стал осторожно смывать кровь с рассеченной кожи на спине Син Чэня. Он старался быть очень аккуратным, не причинять лишних боли и дискомфорта. И движения были нежными, практически ласкающими. Он промыл рану на спине, смазал мазью.
- Повернись, надо посмотреть раны на груди. Кажется... останется шрам.
Он развернул Син Чэня лицом к себе, снова смочил в воде бинт и еще более аккуратно стал смывать кровь с ключиц. Они стояли близко друг к другу. Не задумываясь, вторую руку Сун Лань положил Син Чэню на плечо, разворачивая его к себе вполоборота, так что второе плечо упиралось ему в грудь.