Сун Лань вздохнул. Вывел Син Чэня на берег, подальше от ледяного потока. Еще раз провел рукой по его щеке, будто проверяя, весь ли уголь отмылся. Потом сказал:
- Мне нет оправдания перед тобой. Выслушай... я притащил тебя в этот дурацкий лагерь, хотя, это было неправильно, я не должен был. Я не отправил тебя оттуда, когда все стало совсем плохо, когда... - он осекся, ведь Син Чэнь не знает, что ему рассказали правду о том, что сделали с ним в лагере, помолчал, потом продолжил:
- Там, в пещере, я не вернулся за тобой, разозлившись, что ты не послушал меня и ушел по другому ходу с Сюэ Яном. Я плохой друг. Когда я выбрался из пещеры, честно говоря, я очень плохо помню как. Я бросился за помощью, но меня, оборванного и раненного, никто даже слушать не стал. Тогда я пошел в монастырь, уверенный, что там помогут. В горах зимой... сложно. Но я добрался. Там, монастыре, я много говорил с настоятелем, потом, когда отошел от ран и того, что чуть не замерз по пути. Он велел мне найти свой путь. И говорил, что все беды могут быть из-за того, что я ошибся изначально, ушел из Байсюэ, что мое место там. И в какой-то момент, я решил, что он прав. Что я больше не покину монастырь. Но я не мог так отпустить тебя... Я все время о тебе думал, звал тебя в горячке. Пытался разузнать. И меня отпустили проститься, что ли... Я сильно изменился, Син Чэнь, тот Сун Лань, с которым ты хотел идти к морю, вмерз в лед где-то на горном перевале. И ты изменился. Поэтому я не знаю, сможем ли мы сейчас вот так просто взять, и пойти к морю, как мечтали. Ни тебя, ни меня прежних не осталось.
Он снова вздохнул и решил, что если говорить, то всю правду до конца.
- Я... я люблю тебя. Но... возможно, я останусь в Байсюэ.