Как только ладонь сжала камушек в кармане, по руке разлилось тепло – будто кто-то взял за руку, поднес к губам и начал согревать своим дыханием. И нежно, но настойчиво потянула в лес. Сначала дорожка шла знакомыми тропками, где Вэй Ин с друзьями охотились на фазанов, но постепенно уходила всё дальше и дальше. Звуки Пристани Лотоса совсем стихли, сменившись пением вечерних птиц, клёкотом белок и треском веток от неосторожной поступи лесных животных. Чем дальше юноша продвигался вглубь, тем, казалось, ласковее перед ним распахивал объятия пробуждающийся от зимней спячки лес – вот и перед глазами неожиданно возникла зимняя слива без единого листика, только нежно-розовые, покрытые льдом бутоны.

На одной из её веток сидела серая птичка, с интересом разглядывавшая лесного гостя. Вдруг она раскрыла клювик, но вместо птичьей трели раздался нежный и серебристый девичий смех. Тут же он зазвучал откуда-то слева, справа, со спины – выходило, что Вэй Усянь стоял посередине льющегося со всех сторон ласкового и незлобного девичьего смеха. А птица, убедившись, что внимание гостя приковано к ней, начала ковырять клювом веточку, пытаясь оторвать гроздь цветов.

Больше вокруг пока ничего не происходило. Даже хватка невидимой ладонь в кармане чуть ослабла.

Птица моргнула глазком-бусинкой, затем встрепетнулась и перепрыгнула на сорванную Вэй Ином веточку. И по ней короткими перепрыжками перебежала сначала на руку, а потом и на плечо, легонько ущипнув за мочку уха. И пару мгновений чистила перышки, а потом снова рассмеялась и перелетела на ветку соседнего дерева, подождала, снова на соседнее… пока не вывела к полянке, где посреди только начавшего подтаивать снега стоял большой шатер. За пологом которого она и укрылась, приглашая идти следом. В просвете полога мелькнули белые одежды – кем бы ни были хозяева этого места, кто-то внутри точно был.

Следы ног действительно оставались, но, кроме поступи Вэй Ина, не было никаких признаков, что здесь ходил кто-нибудь ещё. Только птичий смех утих, когда пичуга-проводник скрылась за пологом. Место действительно было зачарованным, но опасности как будто не было. Напротив, проходи, погрейся, усталый путник. Или гость.

За пологом не оказалось ничего удивительного: ощущение, будто вещи разложили ненадолго, да так и оставили. Небольшая жаровенка в середине, от неё-то и шло тепло, у стенки шатра столик и два высоких валика, служившие сиденьями, большой и явно мягкий тюфяк для сна, светильники и курительница, от которой шел приятный аромат. Неожиданным был хозяин места, обернувшийся на зов гостя: белоснежные одежды с рисунком облаков, лента, пересекающая лоб, лицо Лань Ванзци. Как всегда спокойное и отстраненное. А ещё птицы нигде не было видно.

- Что ты здесь делаешь, - интонация была слишком нейтральной, чтобы показаться вопросительной. Скорее бесцветной. – Да Тао здесь нет.

Будто в ответ на мысли Вэй Ина взгляд собеседника потеплел, уголки губ приподнялись в улыбке, а волосы при очередном повороте головы уже не выглядели настолько длинными:

- Как видишь я тут, - кивнул он, опоздав с приглашением присесть рядом с собой. – Это так удивительно для тебя? Мне понравилось это место, здесь очень красиво… - он повел головой, явно не имея в виду достаточно скромное убранство шатра, а, скорее, лес вокруг. – Ты пришел как раз к началу… хотя вряд ли знаешь, чего, правда?

К концу фразы интонации, конечно, стали совсем не похожи на Ванцзи, но оборотень, понявший, что обман не удался, явно не расстроилась. Или не расстроился? И личину не сбрасывал, предпочитая оставаться в притягивающим робкий взгляд облике второго нефрита.

- Сегодня очень интересный вечер, Вэй Ин, когда земли касаются звезды. Ты видел что-то подобное? Мать рассказывала, что в такие вечера нужно загадывать желание на каждую звезду, которая падает к твоим ногам, но исполнится только одно. И совсем не понятно, как именно его выбирают… Тебе приятно смотреть на меня? Это ведь тоже одно из твоих желаний, если я правильно читаю по глазам… - оборотень улыбнулся озорной, совсем непривычной улыбкой, а затем снова придал лицу выражение спокойное и удовлетворенное. Даже ласковое. – А твоя мать рассказывала тебе сказки? Поделись. А я тебя отблагодарю.

Оборотень склонил голову на бок и чуть ли ухом не дернул – и правда что-то нечеловеческое в повадках теперь виднелось сильнее. Потом улыбнулся – на лице Ванцзи улыбка смотрелась чистой и радостной:

- Но у меня ещё нет своего облика, гость! Разве ты не знаешь? Ты ведь знаком с моей матерью, она не рассказывала тебе о нас? – он кивнул на кармашек, где у Вэй Ина хранился подарок от Да Тао. – Свой собственный облик у нас появляется только когда я первый раз по-настоящему полюблю. А пока я могу только брать людей, которых когда-либо видел ты сам. Здесь… - он ещё раз оглядел шатер, - не особо-то в кого влюбляться, а мать не выпускает к людям. Боится… - он вздохнул немного печально, а потом просиял и снова улыбнулся: - Может быть ты меня как-нибудь проводишь? Меня зовут Да Синьхао. Прости если… ну… - он поводил носом и с любопытством посмотрел на кувшинчик с вином. – Я могу сменить для тебя лицо. Какое хочешь? Подумай о нем.

Несмотря на интерес к вину и прочему содержимому сумки, с которой пришел Усянь, мальчишка-оборотень гораздо больше истосковался по обычным разговорам. Да и вообще по людям, с которыми можно разговаривать:

- А что это у тебя? Я могу попробовать? А какие сказки рассказывал тебе он? Я больше не буду лезть в твои глаза, это ведь нечестно, так? А потом посмотрим на… звездопады? Так называете это вы? Мне больше нравятся огоньки, особенно красные и синие. Их даже можно потрогать руками, только они быстро тают… А что у тебя есть ещё?

Оборотень ненадолго задумался, а потом аккуратно переставил чашки с отполированного до блеска медного подноса. И посмотрел на себя в теплом желтом отражении:

- Но это лицо очень красивое. И тебе нравится человек, который его носит, разве нет? А мне нравится нравиться. Такова природа, - он улыбнулся и отложил поднос чуть в сторону, поправил пальцами, чтобы не уронить. – Кто он? А те, остальные? Кто они тебе? Друзья?

На справедливое замечание об ордене заклинателей, Синьхао явно расстроился: видимо Вэй Ин не сказал ему ничего нового, о чем бы уже не говорила мать. А выйти-то хотелось – ну сколько можно сидеть в лесу?

- Ну и что, что опасно? Возьми с собой! Мама с сестрами ещё нескоро вернутся, они ушли на охоту, а меня не взяли, - несмотря на все предосторожности с подносом, он словно по волшебству и движению локтя слетел со стола. Зато и отпадали вопросы, почему в охоте щенок не участвует. – Эта зима у меня пятнадцатая, а тебе сколько лет? Я тут давно, с самого рождения, - он притянул к себе горшочек с супом и принюхался. И, наконец, лицо пошло легкой рябью, черты Ванцзи стали более смазанными, а выражение на лице ещё более обиженным: - Пахнет вкусно… Ты правда хочешь меня накормить? Но мне нужно не только это… ты умеешь передавать ци? Дашь мне немножко? Мать говорит, что нельзя брать силой, особенно у гостей...

Судя по всему наглость для мальчишки оборотня уверенно выходила на место первичного счастья.

- Но разве не приятнее видеть лицо, которое более симпатично, чем какого-то дальнего приятеля? – Синьхао продолжал сыпать вопросами с искренним любопытством. Но кивнул и жестом, будто умывается горстью воды, поменял лицо на другое. Хитрыми озерцами расплавленного золота на него теперь смотрели глаза Мэн Яо. – У тебя в голове столько лиц… Я бы хотел примерить их все! Давай сыграем в эту игру? Ты мне нравишься, с тобой интересно! Я буду надевать, а ты будешь мне про них что-нибудь рассказывать!

Ему пришлось ненадолго прерваться, пока густой, наваристый суп не опустел в крышке наполовину – он пил прямо через край, напрочь игнорируя ложку. И улыбнулся – между губ показались белые, немного заостренные зубы:

- Скучно, очень скучно! Ты ведь заклинатель, правда? Но мама дала тебе прийти сюда, значит, ты хороший? А много ещё хороших? Если ты скажешь ей, что вас таких много, она меня обязательно отпустит! А что такое ярмарка?.. Мама придет, они уже несколько дней как ушли. Скоро. Она не уходит надолго, чтобы я не успел… набедокурить, - он смущенно опустил взгляд, но тут же улыбнулся: - Но я правда ещё не успел! Почти…

На предложение поделиться ци он совсем расцвел и кивнул:

- Не в корзинке! Но у тебя не получится как у мамы, мы же не связаны общей кровью… Это несложно, ты должен расслабиться и выдохнуть её мне, а я вдохну. И очень-очень этого захотеть! Я видел, как это делают – она как серебристое облачко! Ну может ещё что-то надо… - не очень уверенно добавил он. – Но я не знаю точно. И я должен быть тебе симпатичен, это очень важно. Мы ведь на этом живем, нам надо очаровать… Ой, я, наверное, не должен тебе все это рассказывать! - запоздало спохватился он. – Но я не собираюсь тебя запутывать, ты же гость! Вот и облик… может тогда выберешь самый приятный для тебя? Будет легче.

- А из какого ордена ты? И в чем разница между тем, как быть в ордене и не быть? – с любопытством продолжил расспросы мальчишка-оборотень. О том, что заклинатели – это очень плохо, ему рассказывала мать. Вот только кто они эти заклинатели? Но вот же сидит перед ним один, даже еды принес! И согласился поделиться силой. А они, оказываются, ещё совсем разные… делятся как-то между собой. – А если я возьму чей-нибудь облик, меня примут в какой-нибудь орден? И я стану как ты? А в твоем ордене хорошо? Но ведь если они не узнают, кто я, они же не будут опасны? Или узнают?..

Ведь он сам сначала чуть было не поверил, что перед ним и правда его друг. Просто надо выбрать другое лицо. И жить там, в большом мире! Глаза оборотня блеснули алым от восторженных мыслей. А ещё рассказ гостя про ярмарку! Столько людей вокруг, все счастливы и танцуют!

- Я попробую уговорить маму! Она ведь тоже танцует там, среди людей, а потом приносит нам ци и кормит! И сестер учит танцевать, а меня почему-то не учит… - он заметно приуныл. – Она говорит, что я могу забыть о том, кто я. И растаять… Но я вовсе этого не хочу!

За щебетом он и не заметил, что запястье уже перекочевало в руку Вэй Ина, а потом вдруг замолчал и с недоумением посмотрел сначала на сжимающие руку пальцы, а потом и на гостя:

- А что я должен почувствовать? Ты взял меня за руку… Но ты ведь не хочешь поделиться со мной своей радостью. И не хочешь, чтобы я тебе её принес. Смотри, я видел, как мама это показывала сестрам, - он подсел поближе вместе со стулом и, наконец, сделал серьезное и сосредоточенное лицо. А потом, высвободив запястье, легонько прикоснулся пальцами к лицу Вэй Ина, очерчивая брови, поглаживая костяшками скулу, отвел непослушную прядку волос за ухо и провел по ушной раковине. – Ну как? Тебе нравится?

Синьхао не понял. Это было видно по сосредоточенно-нахмуренному лбу, по шевелящимся губам, которыми он повторял сказанное Вэй Усянем. Семья? Вычислят и убьют?

- Выходит, что ты можешь завести семью только внутри своего ордена? Но если тебе понравится кто-нибудь ещё? Тебе придется уйти из ордена? Или тому, кто стал твоим выбором, перейти в твой орден? – и ещё кое-что, что никак не давалось ему: - Но почему меня обязательно должны убить? Разве я не могу просто прийти и попроситься? Почему вы вообще нас убиваете?

Очень непонятно, совсем никак. Мать говорила, что люди просто злые, но вот сама пригласила этого заклинателя. Может он особенный? Но хороший же, и глаза у него добрые и веселые. А волосы мягкие. Синьхао улыбнулся и продолжил гладить гостя по лицу – тот не отстранялся, напротив, ему нравилось. Мама и сестры постоянно прикасались друг к другу ласково, в желании поделиться теплом и любовью, а когда становилось холодно, они всегда спали в одном клубке тесно-тесно. Люди тоже так делают?

- Мм… - мать никогда не говорила, что это нельзя рассказывать, так что почему бы и нет? Гость хороший, он поймет. Ведь поймет же? – Скажи… Что ты знаешь о том, как мы питаемся? К людям выходят наши девушки и женщины, но почти никогда – мужчины. И я не про суп, хотя он очень-очень вкусный! – он посмотрел на вино. – А это что?..

На вино мальчишка смотрел с любопытством и, что неудивительно, отпил сразу слишком большой глоток. Глаза полезли на лоб, в уголках льдинками заблестели слезинки, которые Синьхао мужественно смахнул. И продолжил уже пить очень маленькими глоточками, размазывая каждый по губам и языку. Заодно и личина Яо немного подернулась дымкой, будто он не мог следить за ней. А может и правда не мог – кто знает, как вино действует на оборотней? Не яд и ладно.

- Невеста? – он озадаченно помолчал, нахмурив лоб. – Но почему я не увидел её лицо в твоей голове, когда искал наиболее приятный?.. Ты странный, гость, очень странный, - он немного по-звериному почесал себя за ухом и закивал в ответ на речь Вэй Ина о ци. – Ты прав, но… но только в общем. Ци – это жизнь. Она есть везде, не только в людях, но и в каждом живом… мне мама так говорила. Но я не об этом хотел сказать… Смотри, вы едите мясо, так? Но ведь если съесть сырое мясо, заболит живот. Поэтому его надо приготовить. Так и мы не едим сырую ци, нам нужно, чтобы она была уже приготовлена определенным образом. Для этого мама и учит сестер танцевать, чтобы те, у кого они её забирали, их любили, понимаешь? Ну хотя бы ненадолго… Я не знаю, почему нельзя просто попросить, я ведь попросил у тебя – и ты согласился. Только я не знаю, как сделать, чтобы ты захотел отдать её мне… А того, что знаю, явно недостаточно. А кушать хочется…

Он грустно вздохнул и пожал плечами, снова посмотрев на гостя:

- Я бы мог попытаться забрать силой, но зачем? Ты бы стал злее и не забрал меня на то место, где много счастливых людей, а я туда очень хочу… А почему охотятся женщины – все ведь просто. У нас почти никогда не рождаются мальчики. Я первый… и я не слышал, чтобы где-то в округе за тысячу лет был ещё один. Моим отцом был человек, как и у моих сестер. А я могу растаять, потому что я могу стать человеком. И умереть от этого. Понимаешь? - последнее он выдал немного запинаясь, будто слова наскакивали одно на другое. И огляделся - не слышится ли матушка с сестрами? Ох и уши ему оборвут, если услышат...

- Но почему? – мальчишка с лицом Яо, которое было сейчас подернуто туманной дымкой, не понимал достаточно искренне. – Люди ведь постоянно тратят свои силы на всё подряд. Смеются тогда, когда нужно плакать, зачем-то делают друг другу плохие вещи, от которых потом воздух болит, не говорят друг другу важной правды… Что плохого в том, что мы просто берем то лишнее, что они сами хотят нам подарить? Да, мы настраиваем их, но мать всегда говорит, что инструмент надо сначала потрогать пальцами, проверить, как тянутся струны и лишь потом – извлекать звуки. Разве плохо дать возможность человеку испытать самые приятные ощущения, о которых потом он будет помнить всю жизнь?

Рябь будто стала сильнее, Синьхао напряженно думал и продолжал рассматривать Вэй Ина. Тот назвал себя странным, от него и веяло чем-то необычным, мать никогда не приносила таких запахов из своих прогулок. Он не был плохим или хорошим, но он не был опасным. Как будто хотел понять и принять, но всё никак не получалось. Синьхао даже расстроился от того, что никак не может донести свою мысль:

- Моя мать никогда никого не убивала. Она говорит, что это плохо. Поэтому мы и живем тут уже много лет, потому что о нас никто не знает. Интересно, почему узнал ты?.. Ты особенный, правда? И ты думаешь, что меня запугивают? – в голове никак не укладывалось, что матушка могла намеренно говорить ему неправду. Что-то ведь было опасное там, за кромкой леса, именно для него. – Если я стану человеком, я уже не смогу вернуться назад, - повторил он сказанные ему когда-то слова. – Но я не стану человеком до конца… Мне рядом будет нужен кто-то, кто согласится поделиться со мной своей душой. Я не совсем понимаю, как это и что это такое… Но мать говорит, что таких людей просто не бывает. Что рано или поздно меня оставят, и я исчезну.

Очень грустно. Гость был первым, кого мальчишка в принципе встретил не из своей семьи, и говорил такие странные вещи… которые никогда не говорила мать. Неужели можно забрать так, чтобы что-то осталось? С другой стороны, если человек готов отдать последнее…

- Я никогда не буду брать без спроса! – грустно пробормотал он, потупившись. – И не буду брать самое последнее, я не хочу, чтобы кто-то потом лег и умер. Это грустно! Мама берет, я знаю, но она берет то, что готовы отдать! Просто не совсем так как они ожидали!

Оборотненок совсем приуныл и грустно вздохнул: получалось, что выбора у него не было никакого. Жить в лесу и бояться, пока мама и сестры будут выходить в большой мир. Это было так несправедливо…

- Значит, я и правда останусь здесь навсегда, - он будто стал меньше ростом, когда сжался на своем месте в комок противоречия. – Раз уж даже ты считаешь, что люди не могут любить друг друга всю жизнь… - а потом провел ладонями по лицу, окончательно успокаивая рябь, чтобы физиономия Мэн Яо больше не пыталась слететь пухом с деревьев. – Хорошо… Тогда… - он снова придвинулся ближе, сосредотачиваясь на сильном желании понравиться собеседнику. Очень понравиться, чтобы тому в голову не пришло отвлекаться. И улыбнулся уголками губ: - Тогда поцелуй меня. Я никогда этого не делал, но это же должно быть приятно?

- Так я же себя отдам в ответ, - как какую-то прописную истину озвучил мальчишка. – Это как… ну не знаю, это особая связь, которую я не смогу оборвать. Только с другой стороны. Я сам не до конца понимаю, конечно… но я ведь не человек. И если им стану, всё равно буду кем-то вроде… ну не заклинателя, у меня нет этой штуки, - он протянул руку и коснулся торса Вэй Ина чуть пониже пупка, над проекцией золотого ядра. – Но кем-то. Таких слов, наверное, и в языке-то нет…

Он очень старался не грустить, чтобы лицо не шло рябью. Как же жаль, что у него ещё нет собственного, но может быть на празднике он кого-нибудь встретит? Или это происходит не так?

- Я не боюсь, - произнес он в ответ на сказанное Усянем. Матушка обожглась, когда хотела забрать ци? Как странно… она не рассказывала. – Не только. Через поцелуи, ласки, прикосновения… ну когда нравится телу и душе. Это теплая ци, которую мы принимаем полностью, - уголок рта потеплел от прикосновения чужих губ, это было приятно. Синьхао еле заметно кивнул и ответил тоже шепотом: - Похоже… Ещё?

- Горько, - отчего-то поморщился Синьхао, когда поцелуй прервался, а Вэй Ин мог заметить враз испарившееся облачко из серебристого тумана, который он вдохнул с этим словом. Видно это и было что-то, чем мальчишка питался, но вот ведь – морщится теперь. – Почему ты думаешь о чем-то горьком? Здесь же тепло? – он провел ладонью снова по груди и животу Усяня, будто пытался погладить чуть глубже, чем по ткани.

Глаза у мальчишки снова сменили цвет с чужого золотистого на родной красный, и теперь блестели двумя ягодками брусники, пока он слизывал с губ остатки поцелуя:

- Почему просто человеком? Разве ты что-то об этом знаешь? – дышать было легко, то, что он пил с губ гостя, было намного вкуснее того, что приносила мать. Пусть и горчило, отчего было обидно. – Можно ещё? Последний раз, мне очень вкусно! Если хочешь, я надену лицо твоего другого друга, он ведь тебе нравится сильнее? А потом пойдем смотреть на огни, а ты загадаешь желание. А мать… - он нахмурился, немного задумавшись, - Хм, ещё где-то далеко. Странно…