Цзинь Гуаншань бодрствовал — разбирал свитки, что сгрузили ему на стол с утра: отчеты об обучении адептов, поставки, письма шпионов... Ему еще ночью доложили, что сын и супруга вернулись, но он решил не беспокоить их, дать отдохнуть после тяжелой дороги. В конце концов, новости никуда не убегут.

За пазухой у него все еще лежало письмо от Вэнь Жоханя. Цзинь Гуаншань не решался ни сжечь его, ни расстаться с ним. В зависимости от того, каких успехов удалось добиться Цзинь Цзысюаню, придется принимать решение. Смогут ли они выстоять перед тем неясным весенним обещанием, что было упомянуто в письме, окажет ли Цинхэ Не им поддержку?..

Когда доложили о приходе сына, Цзинь Гуаншань велел скорее пригласить его и не выдержал — поднялся из-за стола, сделав несколько шагов навстречу.

— А-Сюань.

Цзинь Гуаншань поморщился, словно у него резко заболели все зубы. Значит, Не Минцзюэ не погнушался посвятить в эти обстоятельства еще и Цзысюаня. Честь Цзинь Жилань? Да разве же это важно?

И что значит «не позволяли настаивать на своём», интересно? Как будто им одним этот союз нужен, а Не Минцзюэ нет. А ведь именно земли Ланьлин Цзинь лежат на самом прямом пути Вэнь Жоханя к Цинхэ... И он еще упрямится.

Цзинь Гуаншань потер висок и пригласил Цзинь Цзысюаня сесть за столик сбоку, а сам вернулся за свой.

— И каковы эти условия?

Что Не Минцзюэ мог запросить? Слишком много ресурсов? БОльшую долю в добыче после победы? Земли? Права на пользование торговыми путями? Чем-то можно будет поступиться, если Ланьлин получит хорошую поддержку для укрепления границ.

По мере того, как Цзинь Цзысюань рассказывал, голова Цзинь Гуаншаня болела все сильнее. Желание Не Минцзюэ обучать новых адептов совместно уже показалось ему странным — у каждого ордена были свои техники, зачастую тайные, и свои способы ведения боя. И обучать новых адептов общим порядком — значит сделать из них ни то ни се.

Однако когда Цзинь Цзысюань договорил, все сделалось ясно. Цзинь Гуаншань отметил оскорбление, нанесенное ему собственным сыном — пусть Не Минцзюэ и был сильным бойцом, однако вот так в глаза говорить отцу, не самому слабому воину своего поколения, что, столкнувшись с главой ордена Не, он непременно проиграет, было невероятной дерзостью, — и зло расхохотался.

— А Не Минцзюэ палец в рот не клади! Забрать наших новобранцев и обучить их по-своему; подчинить наши армии неопытному юноше, а его — себе; оттянуть силы в самую дальнюю от Цишаня область, оставив наши земли ни с чем... Невероятно! — Цзинь Гуаншань хлопнул ладонью по столу; посыпались свитки. — И ты согласился? — ласково, словно разговаривал с дурачком, спросил он сына. — Ты вообще понимаешь, что наши земли — это не только столица, которой любезно позволяют оставить гарнизон? Что фронт пройдет именно по нашим с Юньмэном границам? Что это нам нужна поддержка, мать его, а не Не Минцзюэ в его хорошо укрепленных землях! — он замолчал, пытаясь подавить всколыхнувшуюся ярость, но она душила. — Я послал тебя договориться о союзе! О союзе, а не о том, чтобы подложить наш орден под Не Минцзюэ! Ты что, предлагаешь мне собрать старейшин и глав вассальных кланов и сказать — теперь вами командует мой сын-сопляк, а им самим — глава ордена Не? Да меня спустят с лестницы — и будут правы! Немыслимая наглость!

Он с отвращением оттолкнул от себя оставшиеся бумаги. Да, отношения между орденами были сложными; да, он был в этом виноват и был готов поступиться землями, ресурсами, возможной выгодой... Но как можно настолько не стараться, чтобы «не слишком усердно настаивать на своем», когда твой орден пытаются полностью подмять под себя?!

— На таких условиях союза не будет, — сказал он и взялся за лоб — голову расколола чудовищная боль. Теперь нужно ехать пытаться договориться самому — или искать способы обойтись без Не Минцзюэ.

— Упирал бы на то, что Не Минцзюэ это нужно не меньше, а то и больше, чем нам, — устало сказал Цзинь Гуаншань. Паясничанье сына вызвало в душе горечь, как и суждение об оскорблениях. Если уж на то пошло, орден Цинхэ Не первым нанес оскорбление ордену Ланьлин Цзинь, скрыв мужскую несостоятельность Не Хуайсана. — Ланьлин Цзинь — стена между Не Минцзюэ и Вэнь Жоханем. Но эта стена может превратиться в ворота. Не знаю, как Не Минцзюэ может настолько этого не понимать, что оскорбить меня ему важнее, чем заключить союз. А его условия — это именно оскорбление, потому что я могу принять их, лишь потеряв лицо, причем всего нашего ордена.

Он достал из-за пазухи свиток с письмом Вэнь Жоханя и протянул его сыну:

— Прочти и скажи мне, кого из двух оскорбивших тебя людей ты бы предпочел: того, кто ослеплен гневом и хочет убить тебя и подмять твой орден, или того, кто заведомо сильнее и готов видеть тебя рядом с собой?

— О, а по-твоему, Не Минцзюэ можно верить? — Цзинь Гуаншань усмехнулся, снова убирая письмо за пазуху. — Ты знаешь, что Не Хуайсан жив? Пока я рисковал, договариваясь с Мэн Яо в Безночном городе, пытаясь помочь наследникам и адептам бежать из лагеря, пока ты рисковал собой, вытаскивая из огня своего друга, Не Минцзюэ выкрал его из лагеря, его одного.

Он покачал головой.

— Никому нельзя верить. Не Минцзюэ, по-видимому, хочет, загребать моими руками жар. Но я несу ответственность за целый орден, за вассальные кланы, и сейчас выходит, что мне придется выбирать из двух зол. Так что я спрошу еще раз, Цзинь Цзысюань, наследник Цзинь — что мне делать, когда армия Вэнь Жоханя встанет у наших границ и попросит пройти через наши земли? Сражаться в одиночку, защищая Не Минцзюэ, который нас ненавидит и не может побороть свою злобу даже ради общего дела? Который точно так же лжив и высокомерен, но еще и не хочет ничего нам дать? Или пропустить Вэнь Жоханя в Цинхэ, сохранив тысячи жизней жителей наших земель и наш орден? Каков будет твой совет?

— Какую злобу ты предлагаешь мне побороть? — удивился Цзинь Гуаншань. — Ты что, правда думаешь, что дело в злобе, а в не в том, что, приняв условия Не Минцзюэ, я погублю себя, тебя и весь орден? — он покачал головой. — Как по-твоему, сколько вассальных кланов предпочтут перейти под руку Вэнь Жоханя вместо позорного «союза» с Не Минцзюэ? Раскол начнется здесь и сейчас, прямо в Ланьлине. Да, я глава ордена, но у старейшин тоже есть власть — над их кланами и адептами, над нашими тайнами, над богатствами... Непостижимо.

Цзинь Гуаншань потер лоб. Да, он мало уделял внимания обучению сына, но чем, хотелось бы знать, занимались его наставники?

— Да даже если представить, что я согласился. С твоих слов выходит, что Не Минцзюэ хочет оттянуть все силы под свою руку в Цинхэ, оставив наши земли без защиты. Как ты предлагаешь мне не пропустить Вэнь Жоханя, когда я лишусь всех ресурсов? — он устало прикрыл глаза. — Я буду говорить с Цзян Фэнмянем. Попробуем понять, сможем ли мы выстоять двумя орденами, или придется искать другие пути. Может быть, мне удастся найти остатки ордена Гусу Лань — не верю, что старый пройдоха Лань Цижэнь не скрылся где-нибудь и не мутит потихоньку воду...

Ну и, в конце концов, лучше быть живым слугой безумца Вэнь Жоханя при собственном ордене, целом и невредимом, чем отдать власть безумцу Не Минцзюэ, грозящему тебя убить при первой же встрече, и свой орден погубить. И это ведь Цзинь Цзысюань не знает о Не Минцзюэ всей подноготной! Но рассказывать о подобном немыслимо.

— Не Минцзюэ пожелал быть главнокомандующим. Ты знаешь, что значит это слово? — раздраженно спросил Цзинь Гуаншань. — Это значит, что он требует права управлять всеми нашими войсками. Причем непременно при посредстве тебя, ничего не смыслящего в войне юноши. Ты сказал — Нечистая юдоль станет оплотом сопротивления. Сказал, что в Ланьлине останется лишь гарнизон и моя личная охрана. Ты можешь сложить два и два или нет? Не Минцзюэ забирает власть в нашем ордене, он сможет распоряжаться нашими адептами как захочет. Ну что за немыслимое безумие! — он снова шарахнул кулаком по столу. — И ты это еще и поддерживаешь!  Какие, мать его, шансы у нас будут с расколом внутри и с невозможностью ничем управлять? Хочешь умереть на выжженной земле, как пушечное мясо ордена Цинхэ Не, или в лучшем случае в конце войны обнаружить себя их слугой? Или ты уже сейчас забыл, чей ты сын и наследник? — Цзинь Гуаншань яростно указал на пион на его груди. — Ты не знаешь и доли правды о Не Минцзюэ, хотя и того, что ты знаешь, уже достаточно, чтобы понять, что он печется лишь о своих. Я не понимаю, что с тобой творится, Цзинь Цзысюань!

-У армии должен быть лишь один главнокомандующий иначе она превратится в наш совет старейшин, во время которого они не способны договориться ни об одной мелочи, не потратив на обсуждение три дня, а потом все равно не договорятся ни до чего.

Цзинь Гуаншань приподнял брови, удивленный суждением сына. Оно было бы разумным, несомненно, если бы они были единым орденом или единым государством — в общем, структурой, где была бы возможна единая центральная власть. Однако ордена были независимыми, главы Великих орденов были равны друг другу, а значит, любые действия сообща были результатом договоренности военачальников между собой. Эта система действительно была не слишком поворотливой, и Цзинь Гуаншань допускал, что в союзе можно было бы возложить ответственность на кого-то одного — самого талантливого военачальника или самый богатый орден. Однако требовать подобной власти в обмен на военную помощь было откровенной попыткой поглощения, и в данном случае Не Минцзюэ выступил ничуть не лучше, чем Вэнь Жохань, тоже вздумавший возвыситься над всеми. Как Цзинь Цзысюань мог быть так слеп, чтобы этого не замечать?..

— Вы предпочитаете стать слугой Цишань Вэнь еще до начала войны.

Он выслушал очередное оскорбление, стинув зубы. Злость душила его, но он пока сдерживался, отказываясь признать, что его сын и наследник — абсолютно забывший о принципе сыновней почтительности, не уважающий его ограниченный наглец, ведь это был бы позор, это было бы крушение всего. Нет, пусть это просто юность и обида, он еще одумается... Цзинь Гуаншаню страшно было представить, что скажет ему госпожа Цзинь, когда узнает, во что вылилась его отцовская небрежность.

— Полагаю, приказ о снятии меня с должности генерала вы вскоре подпишете?

— Что ты такое говоришь? — с отвращением спросил он. — Если я отстраню собственного наследника от положенного ему поста, в ордене подумают, что ты не меньше, чем предатель, или какой-нибудь еще жуткий преступник. В том, что Не Минцзюэ повел себя недальновидно, твоей вины нет. Здесь целая стопка свитков, касающихся твоей армии, — он обвел взглядом беспорядок, который устроил и поправился: — Была. Мой помощник принесет их тебе позже. И я хочу получить отчет обо всем полезном, что ты вынес из встречи с Не Минцзюэ — какую именно стратегию он планирует, какие у него ресурсы, кто его союзники... Все, что тебе удалось узнать. Если там будут еще и какие-то мысли, какие действия нам предпринять, чтобы улучшить наше положение в связи с новыми данными — будет неплохо. У тебя в подчинении есть пара стратегов, обсуди это с ними... Совет старейшин будет через два дня, подготовься.

Цзинь Гуаншань снова коснулся виска.

— Если у тебя больше нет вопросов, можешь идти. Работы очень много, и я ожидаю, что ты приложишь все усилия, которые необходимо прикладывать на этом посту.

Спокойная ночь дома, в тепле и привычной обстановке немало укрепили госпожу Цзинь в желании жить, улыбаться и причинять добро как можно более повсеместно. Поэтому, позволив себе провести в праздности практически все утро, она оставалась в блаженном неведении относительно тяжелого разговора, который уже состоялся в Благоуханном дворце. Всё, что случается, случается к лучшему, а потому, легко ступая по мягким коврам собственного дома, она и не ведала, за пазухой у какого благого божества она провела всё это время. Усталость с дороги не могла служить оправданием, ведь сын явно первым делом пойдет докладывать о результатах поездки, но как уже решила благородная супруга, в делах войны мягкое женское сердце – советник плохой. А вот в последствиях бесед ещё куда ни шло.

В кои-то веки она не стала просить секретаря доложить о её приходе, и причина была проста: секретарь отсутствовал. Зато холодком ощущалось что-то тревожное и тяжелое, будто слуги распахнули все окна да забыли их прикрыть. И выстудили целое крыло. Госпожа Цзинь поежилась, прежде чем толкнуть дверь в покои супруга, но тут же взяла себя в руки: ну что за глупости. В конце концов, в этом дворце сейчас находились самые дорогие для неё люди, а всё плохое можно пережить. И должно пережить. Не впервой.

Картина, открывшаяся ей, была похожа на работу того самого проказливого ветра, что, играясь, подхватил легкие свитки со стола, лист за листом… и, как всякий уважающий себя легкомысленный тип, ознакомившись с одним, тут же отбрасывал его в сторону и приступал к следующему. И супруг посреди всего этого великолепия, пытающийся поведать всю боль мира кувшинчику с вином. И, судя по взгляду, кувшинчик был далеко не первым…

Госпожа Цзинь только вздохнула, покачала головой и, желая оттянуть начало явно не самого приятного разговора, начала собирать разбросанные повсюду свитки. Иногда надо просто помолчать, это и может стать лекарством.

А-Лань. Сначала дела, потом пространные беседы.

Госпожа Цзинь уложила чуть более аккуратный ворох из свитков на краешек стола и поправила его, чтобы не упал снова. И кивнула:

- Я не успела написать тебе письмо, Гуаншань, - начала она спокойно. – И даже будь это время у меня, ты сейчас поймешь, почему я бы никогда не доверила эту информацию бумаге. Дело в том, что твоя племянница покинула Нечистую Юдоль одновременно с нами, но наши пути лежали в разных направлениях. Однако сейчас я надеюсь, что с твоей помощью вся Поднебесная узнает, что именно её мы привезли и спрятали в женском крыле Благоуханного дворца. Её и малыша-наследника ордена Не. Конечно же, очень тайно… - она усмехнулась. – Истинное же местоположение матери и ребенка не знает никто. Но в случае войны мальчика в первую очередь будут искать именно здесь. Я осознаю, какой опасности я подвергла наш Орден, дорогой, но с детьми не воюют, а эта маленькая ложь возможно спасет жизнь и ему и Жилани. Надеюсь, что ты поймешь и простишь мне эту вольность.

Теперь, когда необходимая и очень важная информация была донесена до пусть выпившего, но всё-таки соображающего супруга, она подошла к чайному столику и начала спокойно готовить чай, внутренне замерев в ожидании реакции. Раздув небольшую жаровенку, она опустила чайник, ожидая, когда он закипит. И снова вздохнула:

- Это можно считать небольшим одолжением ордену Не. Но я руководствовалась безопасностью ребенка. Ни для кого не будет удивительно, что дочь нашего клана отправилась именно домой в надежде переждать ненастье. А оно, как ты можешь догадаться, выпало на её долю весьма тяжелым грузом. Смерть супруга и одиночество в не самом гостеприимном месте. Никто не удивится. Впрочем, ты всегда можешь оспорить это решение, если оно приходится тебе не по душе.

- Дети болеют, мой дорогой, - спокойно и ровно произнесла супруга, когда чайничек начал булькать от кипятка. И облила первой порцией заварочный, глядя как пористая глина напитывается водой. То, что Гуаншань был краток в своем ответе, давало досказать. – И, к сожалению, не всегда выздоравливают. Поэтому следующим шагом я предлагаю написать письмо о том, что, увы, младенец не перенес тяжелой дороги и, увы, скончался. Правду, само собой, будут знать очень немногие. И главное, чтобы её знали те, кто обязательно расскажет об этом Вэнь Жоханю. После подобного инцидента никто не сможет даже заподозрить нас в том, что между Ланьлинем и Цинхэ возможен хоть какой-либо мирный союз. В то время как участники, по-настоящему посвященные, будут знать совсем обратное. Так предлагаю поступить я, мой господин.

Она засыпала заварку в чуть успокоившийся кипяток и подождала, когда вода окрасится в цвет нежной зелени. Великолепный чай, он успокаивает и настраивает мысли на верную дорогу. Первая заварка ручейком полилась в специальный поддон.

- Цзысюань посвятил меня в условия союза, которые предложил глава ордена Не, - кивнула она словам супруга. – Здесь не надо быть мудрым старцем, чтобы понять, что союз на таких условиях для нас невозможен. Глава ордена Не задет и оскорблен случившимся, а я думаю, ты догадываешься, что злость – дурной советчик. Но он обеспокоен тем, что маленький Не Пэнгфей может быть не сыном его младшего брата. И пусть я и попыталась всеми силами убедить его в обратном, подтвердить это может лишь время. Время и терпение, мой дорогой, увы, но сейчас у нас нет ни того ни другого. Пусть союз и не заключен на бумаге, однако не всё написанное можно обернуть на свою сторону. Мне кажется, что отсутствие войны с кланом Не сейчас уже неплохой итог нашей поездки, а отсутствие твоей печати на любом союзном договоре против клана Вэнь дает нам передышку. Как ты считаешь?

Вторая заварка чая приготовилась, и госпожа Цзинь разлила ароматный напиток по двум чашечкам. И после этого опустилась за столик.

- Мой господин, - ласково произнесла супруга, придвигая чашку с чаем. - Ты же не хочешь сказать, что у тебя не получится убедить Верховного заклинателя в правдивости твоих слов? Выбери какого-нибудь лекаря из бездарны, показательно накажи, выгони из дворца. Напиши как можно более слезоточивое письмо Не Минцзюэ... Ну или его могу написать я с припиской от безутешной матери ребенка. Объяви тайный траур... Неужели ты не справишься с тем, как обернуть в нашу пользу эту маленькую ложь? Пей чай.

Последующие слова Цзинь Гуаншаня немало обеспокоили супругу, так что та наклонилась к нему ближе и прикоснулась губами ко лбу, как она это делала с сыном, когда тот болел. Жар? Или напротив, холод? Заболел? Помутился рассудком?

- Мой дорогой, - как можно более спокойно произнесла она на бредовую тираду. - Я сейчас не совсем тебя поняла. Ты имеешь в виду возможность поговорить с его духом? Сыграть расспрос? Но орден Не не владеет этими техниками, а посвящать в эту тайну больше посторонних... Недальновидно. Глава ордена Не сейчас ослеплен обидой, а потому даже если дух Не Хуайсана подтвердит сказанное мне тобой, его слова могут не быть услышаны. Пей чай, мой господин. Есть ещё одна просьба, которую я бы хотела тебе озвучить. Она касается нашего сына.

Теперь голова заболела и у супруги, так что она отставила чашечку и потерла пальцами виски, пытаясь собраться и осмыслить услышанное. Значит, Не Хуайсан жив? И его старший брат всеми силами старается скрыть этот факт, чтобы обезопасить мальчика. Это было понятно: перед чужаками ещё и не такой фарс можно разыграть, но вот всё остальное…

- Подожди, дорогой, давай по порядку. Во-первых, откуда ты узнал, что он жив? Не Минцзюэ ни словом ни жестом не выдал себя в этом обмане, так откуда это узнал ты?..

Звонкий удар по столу отдался отзвуком ещё и в затылке, но госпожа Цзинь не обратила внимания на вспышку гнева, а только протянула руку, чтобы перехватить ладонь Гуаншаня, сжав в своей:

- Во-вторых я не понимаю… В пылу какой такой ссоры вообще может всплыть этот эпизод? Кому от этой правды станет хуже, кроме самого Не Хуайсана? Ведь получается, что брат узнал о его неспособности возлечь с женщиной, разве это не позор для него самого? Да и даже не в этом дело, есть способ подтвердить, что мальчик действительно Не – это их сабля, которая его признает. Немного подождать, и глава ордена сам во всем убедится. Что до союза… Ну Не есть союз с Цзянами, который он даже намерен укрепить женитьбой – и об этом мы сейчас поговорим, пусть ты и не хочешь говорить о сыне. У нас тоже есть союз с Цзянами. А друг моего друга ведь не враг мне. Значит, пока будем держать это хрупкое равновесие, а когда война окончится – станет видно, как поступить дальше.

- Для подобной уверенности, у тебя должен быть крайне надежный источник, мой господин, - произнесла она спокойно. Значит Не Хуайсана где-то видели? Вряд ли его бы прятали в Юдоли: слишком много людей там знает, как выглядит младший брат главы, значит, где-то ещё. Но где? – И ты, конечно же, мне его не выдашь… Что же. Этот мальчик, на которого ты сделал ставку, по словам его брата признался не только ему. Но и ещё мог вполне много кому, так что я окончательно перестала понимать причины его подобного поведения. Зачем?.. Или я слишком много времени провожу в своем крыле, а подобные разговоры уже давно стали нормой в приличном обществе? Хм…

Она поднялась и начала кружить по комнате. Мысли в голове никак не удавалось составить в единую картинку: вот уж случилось что случилось. Но зачем говорить об этом вслух, ведь разве не понятно, что у любого поступка есть последствия? И значит именно этот мальчик, чудом воскресший из мертвых, просто походя растоптал их шансы на мир, откровенничая в дурной ссоре? Что ж такое…

- Мне тоже жаль, Гуаншань. Очень жаль. Но сейчас задача состоит в том, чтобы любой ценой сохранить наш Орден и нас самих. Положим, что орден Не пока не готов заключить с нами союз на тех условиях, которые бы устроили все стороны. С нами Цзяны, и это уже немало. Но ведь больше у нас нет никаких союзников…

Она прекратила кружить и взяла письмо из рук супруга, читая его очень внимательно. И, обежав глазами последний иероглиф, недоуменно посмотрела в ответ:

- Что это? Ты решил повеселить меня легкомысленными речами страдающего в любовной утрате человека, желающего вновь воссоединиться со своим другом? Что за возвышенные речи здесь? Это должно как-то нам помочь в войне?

Само собой, текст неподписанного письма не давал госпоже Цзинь даже зацепки на истинное авторство или фигуру адресата. И уж никак не походило на письмо одного главе ордена другому.