В темноте возмущенного румянца, которым заалели щечки Чин было совершенно не видно. Кроме того, их можно было списать на отблески костра.
Цзысюань еще слишком хорошо помнил ту ужасную «кашу», что варила дева Цзян во время их долгого возвращения из Пристани Лотоса, поэтому без клятвенного заверения в том, что блюдо съедобно, не рвался пробовать. Лишь принюхался. Пахло и в самом деле, как еда, а не как помои.
-Хм… скорее крестьянская похлебка на каждый день. Не вижу в ней ничего заклинательского… - на неприветливое ворчание он не обратил никакого внимания, и просто сел рядом, почти касаясь плечом плеча Чин, решившей изображать надутого воробья.
-Какие знаки? Ты о чем? – Переспросил он, не совсем поняв. Чин могла и в своей похлебке знаки судьбы углядеть… Цзысюань вот точно мог узреть в подозрительном вареве несварение желудка.
